Пенелопа отрицательно покачала головой.
– Нет, не говорит. – Горная дорога была покрыта ухабами, и Пен схватилась за кожаный ремешок, чтобы не упасть.
– Это хорошо. – Кэмден вытянул перед собой руку. – Вот, возьми…
Пен машинально потянулась к нему, и в ее ладонь упало что-то… небольшое и теплое. Она опустила глаза. Это было кольцо-печатка, украшенное гербом Седжмуров с изображением двух вставших на дыбы единорогов, рога которых перекрещивались в виде буквы Х.
Пенелопа с удивлением посмотрела на своего спутника.
– Зачем это?.. – пробормотала она.
– Даю тебе его на время, – ответил герцог.
Пенелопа снова взглянула на кольцо; на протяжении нескольких столетий оно служило символом власти семейства Ротермер.
– Но зачем? – повторила она.
Кэмден на мгновение отвел глаза, потом проговорил:
– Надень его на безымянный палец левой руки. Не думаю, что кто-то нас узнает. К тому же у нас будут фальшивые имена. Однако мы привлечем меньше внимания, если люди будут думать, что мы женаты.
Чувствуя подкатывающую к горлу тошноту, Пенелопа глядела на поблескивавшее в свете ламп кольцо, которое, казалось, насмехалось над ней, напоминая о суровой реальности – напоминая о том, что она никогда не станет женой Кэмдена.
– Как… практично, – пробормотала Пенелопа.
Уловив в ее голосе неодобрение, герцог в ответ проворчал:
– Ты понимаешь, каковы будут последствия, если нас узнают? И я ведь прекрасно знаю, что ты не хочешь за меня замуж.
Пенелопа невольно вздохнула. Ей было ужасно неприятно осознавать, что Кэм так ее и не простил. Хотя оба они знали, что она оказала ему услугу, ответив на его предложение отказом.
– Кэм, ты не можешь так долго злиться на меня из-за отказа. Это просто бессмысленно. Тем более что теперь, когда мы встретились снова, ты уже наверняка понял, что из меня вышла бы самая плохая на свете жена.
Кэмден поджал губы.
– Не льсти себе, Пен. Я давно уже пережил ту нашу юношескую размолвку. Слова эти прозвучали неубедительно, хотя Пенелопа прекрасно знала: совсем не в характере Кэмдена проигрывать столь недостойно. В детских играх он почти всегда выходил победителем, а если случалось так, что Кэм не побеждал, – то он все равно держался с завидным достоинством, не злился и не хмурился.
– Тогда перестань вспоминать об этом, – огрызнулась Пенелопа.
– Я просто предложил тебе кольцо и невольно вспомнил о той ситуации, вот и все, – проворчал герцог.
Сердце Пенелопы тяжко заныло. Вот если бы вместе с кольцом Кэм предложил ей еще и любовь, то они давно уже были бы женаты…
Надев кольцо на палец, она проговорила:
– Все было куда проще, когда я путешествовала одна.
– Перестань, Пен. Мы будем вместе, пока не достигнем берегов Англии, не дольше. Ты всегда злишься, когда проигрываешь. – Откинувшись на спинку сиденья, Кэм скрестил руки на груди. Его черный плащ был настолько ладно скроен, что совершенно не стеснял движений. Кэмден всегда был ловким и сильным, а за последние девять лет превратился в человека, готового воевать хоть с целым миром – и одержать победу.
– Я не проиграла, – холодно возразила девушка. – А уехала я просто для того, чтобы переосмыслить свою жизнь.
– Не злись на меня, Пен. Я обещал Питеру доставить тебя в Англию, поэтому должен сделать это.
Немного помолчав, Пенелопа с язвительной улыбкой спросила:
– И что будет, когда мы приедем? Станешь преследовать меня до тех пор, пока я не умру от старости… или скорее от раздражения?
– Как только я довезу тебя до дома в целости и сохранности, можешь катиться ко всем чертям, – пробурчал в ответ герцог.
Глава 6
Четуэлл-Хаус, Лондон, февраль 1828 года
Гарри не упустил момента, когда Софи выскользнула из переполненного зала, и это было совсем не удивительно – ведь он следил за каждым ее движением.
Всю прошедшую неделю он с нетерпением ждал того момента, когда снова сможет остаться с ней наедине. Страстное желание поговорить с ней о чем-то более важном, нежели погода, росло в его душе, угрожая завершиться… взрывом.
В ту ночь, когда они встретились, ему, к счастью, удалось добиться официального представления; и он даже станцевал с ней контрданс, а потом – и польку, что оказалось весьма непросто, поскольку она стремительно превращалась в объект всеобщего внимания. Во время танца Гарри ограничивался уместными в таком случае банальностями. Впрочем, он должен был радоваться уже тому, что прикасался к ее руке и наслаждался выражением робкого восхищения, горевшего в прекрасных голубых глазах.
… А вот сегодня на балу не было ни бдительного маркиза, ни лорда Десборо. При других обстоятельствах Гарри восхищался бы подобным отношением Лита к сестре. Ведь ничем не примечательный младший сын из обедневшей семьи – совсем не пара сестре маркиза Лита. Однако Софи непременно должна была выйти замуж за обожающего ее мужчину, а не за такого человека, как Десборо, считавшего будущую жену не более чем красивой игрушкой, которой можно восхищаться, а можно и совсем не замечать, если не хочется.
Гарри не входил в круг высокопоставленных приятелей Десборо, но ему казалось, что он не замечал особой неприязни между Софи и предназначенным ей в мужья мужчиной. Впрочем, было очевидно, что и искренней симпатии они друг к другу не питали.
Проклятье! Она заслуживала лучшей участи.
Заслуживала ли она Гарри Торна или нет, – в любом случае выбор оставался за ней.
Молодой человек проследовал за Софи до галереи, окна которой смотрели на сад, а распахнутые двери вели на террасу. Хотя стояла довольно мягкая для февраля погода, Гарри все же поежился от прохладного воздуха.
В дальнем конце галереи ворковала какая-то парочка, а Софи остановилась перед портретом джентльмена в парике и с двойным подбородком. В платье из розового шелка и с подобранными вверх волосами, перевитыми нитками жемчуга, София выглядела изумительно. Гарри остановился в нескольких шагах от девушки, дожидаясь, когда парочка выйдет в сад.
– Вы что, преследуете меня? – не оборачиваясь, спросила Софи.
– Да, – ответил Гарри. «Какой смысл отрицать очевидное?» – сказал себе молодой человек и, чуть помедлив, осторожно подошел поближе к девушке. Он решил не торопиться, чтобы не напугать ее.
– Брат предостерегал меня насчет вас, – сказала Софи, она по-прежнему стояла не оборачиваясь.
«Какой же ее братец негодяй!» – промелькнуло у Гарри.
– А что именно он сказал? – Теперь они с Софи были совсем одни, но Гарри все равно говорил очень тихо – на всякий случай.
– Брат сказал, что вы – охотник за приданым.
