В эти мгновения Кэмден чувствовал себя самым отвратительным и низменным негодяем. Ибо теперь, при более внимательном взгляде на леди Марианну, он заметил слегка опущенные уголки губ и настороженность во взгляде, что свидетельствовало о том, что она была глубоко несчастна и считала себя униженной. Но ужаснее всего было то, что эта история непременно станет достоянием гласности. И сплетники будут отнюдь не благосклонны к женщине, брошенной Кэмденом Ротермером.
Изящная шея леди Марианны дернулась, когда она сглотнула. И все же ее голос зазвучал с достойным восхищения спокойствием.
– Однако я не нашла в газетах имени этой леди. Она итальянка?
– Нет.
– В таком случае – англичанка?
Кэмден настолько привык к инкогниту Пен, что ему пришлось напомнить себе о том, что ее имя будет у всех на устах всего через несколько дней.
– Мою жену зовут Пенелопа Торн. Это сестра лорда Уилмота.
Шок от услышанного оказался настолько силен, что лицо леди Марианны сделалось совершенно непроницаемым.
– Я знаю о репутации мисс Торн… – пробормотала девушка.
Да уж… Вполне можно было представить, что она слышала.
– Мы с ней вместе выросли. А встретились, когда я поехал в Италию, чтобы сообщить ей о смерти ее брата.
Леди Марианна молча смотрела на него, и казалось, что она не вполне понимала смысл его слов.
– А… значит, это давние отношения?.. – пробормотала она наконец.
– Вот именно. – Кэм утвердительно кивнул, подразумевая дружбу, но леди Марианна наверняка предположила, что детская привязанность стала любовной страстью.
О Господи, ну почему все так помешаны на любви? Ведь наверняка помимо этого чувства, не сулящего ничего хорошего, в жизни были и вещи поважнее.
– Леди не было в Англии несколько лет. Наверное, она не откажется от подруги, способной помочь ей освоиться в обществе, – проговорила Марианна. – Надеюсь, ее светлость заедет к нам в гости, когда будет в городе.
«Святые небеса! Ведь Марианна Ситон – просто образец совершенства!» – мысленно воскликнул Кэмден. Но интересно, почему же он не испытывал сожалений от того, что вместо этого восхитительного существа заполучил в жены своенравную Пенелопу Торн с ее не слишком-то безупречной репутацией?
– Вы очень добры, леди Марианна, – сказав это, Кэмден тотчас понял, что нисколько не покривил душой. – Видите ли, мы с вами…
И вновь леди Марианна взмахнула своей изящной рукой.
– Больше не надо ничего объяснять, милорд.
Великодушие леди Марианны окончательно выбило Кэма из колеи. Он поступил очень дурно по отношению к этой женщине, связав себя нерушимыми узами с Пенелопой Торн. И случилось это в тот момент, когда он спасал Пен от пьяных негодяев в горной гостинице. Он был глупцом, полагая, что могло сложиться иначе.
Поднявшись на ноги – леди Марианна явно желала поскорее положить конец этой беседе. – Кэмден спросил:
– Ваш отец сейчас в Лондоне? – Он сомневался, что старик воспримет новость так же спокойно, как его дочь.
– Нет, он сейчас в нашем родовом поместье. А я приехала в Лондон лишь для того, чтобы сделать кое-какие покупки и посетить венчание своей бывшей гувернантки. На следующей неделе я возвращаюсь в Дорсет.
– В таком случае желаю вам всего самого наилучшего, – сказал Кэм, отвесив вежливый поклон.
Покидая роскошный особняк Ситонов, Кэмден испустил весьма недостойный вздох облегчения. Короткая беседа еще раз доказала: леди Марианна – слишком совершенна, чтобы стать его женой. Пен была прискорбно далека от совершенства, и все же она будоражила его кровь. Одного этого было достаточно, чтобы сделать ее своей женой. Мысль о том, что он скоро сможет обладать ею по праву, придавала походке Кэма небывалую легкость, когда он направлялся в сторону Ротермер-Хауса.
Глава 17
Фентонуик, Дербишир, конец марта 1828 года
Изысканно пышное убранство фамильной церкви Ротермеров, казалось, насмехалось над скромной свадебной церемонией в это дождливое утро. Облицованное мрамором и украшенное позолотой помещение источало ледяной холод, а под сводами то и дело прокатывалось гулкое эхо, наводившее ужас. Впрочем, экономка сделала все от нее зависевшее, осветив церковь сотнями свечей и украсив цветами (но даже в знаменитых оранжереях Фентонуика нашлось лишь несколько клочковатых георгинов да полдюжины горшков с гиацинтами).
Стоя перед алтарем, Пен дрожала от холода в наиболее приличествующем случаю наряде, выбранном из тех, что она обнаружила в гардеробной покойной герцогини. Старомодное платье с завышенной талией делало ее грудь совершенно плоской, шелк же оказался слишком тонким для столь ненастной погоды, а его розовый цвет, призванный оттенить скандинавскую красоту покойной герцогини, придавал коже Пен нездоровый сероватый оттенок (хотя за такой внешний вид вполне можно было винить вереницу бессонных ночей и танцующих в ее животе гиппопотамов). Единственным плюсом подвенечного платья было то, что оно скрывало полученные во время кораблекрушения синяки.
При звуке голоса Кэма, решительно произнесшего короткое слово «да», Пенелопа вернулась к реальности. Она собралась с силами, чтобы произнести клятву, обрекавшую Пен на жизнь с мужчиной, который никогда ее не полюбит. Обтянутая перчаткой рука крепче сжала букетик подснежников, испускавших тошнотворный аромат.
Когда же викарий обратился к ней, Пен судорожно сглотнула, с трудом сдерживая подступавшую к горлу тошноту. А ее, эту жуткую тошноту, обязательно следовало сдержать – иначе пересудов не избежать; в обществе наверняка сказали бы, что невеста забеременела неприлично рано.
В церкви воцарилась тишина, и викарий с беспокойством взглянул на девушку. Пен снова сглотнула. Она сможет. Сможет, ибо приняла решение три дня назад. Решение, которое казалось неизбежным с того самого момента, как Кэм разыскал ее в Италии. И выходит, что она, отказавшись выйти за него замуж девять лет назад, лишь зря потеряла столько времени.
Викарий откашлялся, и тошнота снова сдавила горло Пен. Она в отчаянии посмотрела на Кэма, не удостаивавшего ее взглядом с того самого момента, как они переступили порог церкви. Стоявший с ней рядом брат Элиас поддел Пен локтем. После недавней кончины Питера сложно было думать о нем как о лорде Уилмоте.
– Смелее, Пен, – шепнул он.
Позади них несколько слуг и немногочисленные соседи нервно заерзали на скамьях. А ветер где-то над головой громыхал витражами…
Пенелопа сжала букет столь сильно, что сломала стебли. А потом рука Кэма, преодолев разделявшее их расстояние, сжала руку Пен.
Девушка сделала глубокий вдох, а Кэм еще крепче сжал ее руку, как бы подбадривая.
Словно опасаясь, что молодая герцогиня туга на ухо, викарий повторил вопрос, и его гнусавый тенор эхом прокатился по церкви.
