В те дни, когда мысли о похождениях Пен терзали его сердце, Кэм слишком много времени посвящал размышлениям об этом портрете. И перед его глазами мелькали образы один распутнее другого. Но оказалось, что девушка, изображенная на темном фоне, излучала такое целомудрие, которое покорило бы самого строгого критика. Если бы Кэм увидел этот портрет до того, как женился на Пенелопе, ее девственность не вызвала бы у него такого удивления.
На портрете Пен была изображена спиной к зрителю. Спускающаяся с плеча соболиная накидка пересекала ее спину по диагонали и спускалась к бедру. Роскошные черные волосы были собраны в хвост и перекинуты через плечо, дабы явить миру изящную шею. Голова же была чуть повернута, большие темные глаза блестели, а губы были слегка приоткрыты в полувздохе. Старый художник сумел передать самую суть Пенелопы. Ее гордость. Ее ум. Ее доброту.
А также кое-что еще…
– Посмотри внимательнее на портрет, – сказал Кэм жене.
Та, озадаченная этой просьбой, спросила:
– Но зачем?
Обняв живую Пен за плечи, Кэм заглянул ей в глаза.
– Ну, что ты видишь?
Пен долго молчала. Наконец ответила:
– Я вижу влюбленную женщину. Ты увидел то же самое?
– Да.
– Но я не была влюблена в Гойю.
– Нет, ты была влюблена в меня. – Кэм произнес это без торжества в голосе, хотя любовь Пен всегда заставляла его чувствовать себя счастливейшим из людей. – А что еще ты видишь?
Кэм почувствовал, когда Пен вздрогнула, разглядев то, о чем он говорил.
– Девушка на портрете влюблена, но без надежды на счастье.
– Именно, – удовлетворенно выдохнул Кэм, и Пен его поняла.
В блестящих глазах юной Пен на портрете светилась печаль. Но как же Гойя уловил то, чего так долго не замечал он, Кэм? Наверное, в этом и состоит тайна гения. Великий испанский живописец знал, что Пенелопа Торн молода, красива и наделена твердым характером. Но он также знал, что она влюблена в того, кому не было до ее любви никакого дела.
Кэм подошел к туалетному столику и, взяв тяжелое зеркало в серебряной оправе, принадлежавшее когда-то его матери, вернулся к жене.
– Посмотри в зеркало.
Пен с минуту смотрела на собственное отражение. Потом повернулась к мужу.
– Теперь я знаю, как это – любить и быть любимой, – прошептала она.
– Да, знаешь. – Кэм немного помолчал. – Я буду любить тебя всегда.
Глаза Пенелопы заблестели от слез.
– А я любила тебя всегда.
Стоя у жены за спиной, Кэмден обнял ее за талию, уже изрядно увеличившуюся в размерах. Герцог обожал эту располневшую и округлившуюся версию Пенелопы. Было в ней что-то очень земное и чувственное.
– Я счастлив, что ты вышла за меня замуж.
Улыбка на губах Пен резко контрастировала с навернувшимися на глаза слезами.
– А я счастлива, что стала женой человека, который по щелчку пальцев способен купить у Гойи драгоценную картину.
Кэм рассмеялся.
– На следующее Рождество мне придется подарить тебе что-то более впечатляющее.
Пен накрыла ладонями руки мужа, все еще лежавшие у нее на животе.
– Если ты повесишь этот портрет на стену, соседи будут в шоке.
– Место этого портрета здесь. – Кэм улыбнулся. – Твоя спальня вскоре сможет посоперничать с Королевской академией искусств, любовь моя.
– Значит, в шоке будут только слуги. – Пен с трудом подавила смех.
– Думаю, наших слуг уже ничто не сможет ни удивить, ни шокировать. – Хотя слуги еще ни разу не заставали своих хозяев на «месте преступления», они наверняка знали о бушевавших в их спальне страстях.
Пенелопа повернулась к мужу и обвила руками его шею. Затем приподнялась на цыпочки и нежно его поцеловала.
– Спасибо, дорогой. Мне ужасно понравился твой рождественский подарок. И знаешь, мне также очень нравится та женщина, которой я стала после того, как ты на мне женился. Девушка на портрете слишком уж печальна и одинока. А ты мне подарил столько радости!..
– О, дорогая… – Кэм был растроган словами жены. Когда же он поцеловал ее в очередной раз, в его поцелуе была уже не только нежность, но и чувственный голод.
Тихо рассмеявшись, Пен прижалась к мужу.
– О, ваша светлость, я уверена, мы еще не раз заставим наших слуг краснеть от смущения.
