Я вдруг вспомнила, что на мне потертый желтый пуховик — оставалось только надеяться, что его убожество прокатит за винтаж, хотя я и сама понимала, что шансов никаких. На конопатом была довольно странная футболка — хот-дог с банкой лимонада в позе «Дай пять!». Он выплюнул в ладонь жевательный табак, и мокрый ошметок дугой полетел через полкухни прямо в раковину. Потом оглядел мои босые ноги и повернулся обратно к своим друзьям.
Я продолжала стоять, не зная, что теперь делать, и соображая, как бы тихонько отсюда выбраться, не привлекая внимания. Передвинула одну ногу, затем другую. Я уже почти добралась до коридора, когда какая-то платиновая блондинка с короткой челкой, заканчивающейся в трех-четырех сантиметрах над бровями, отделилась от группы гостей. При каждом шаге бедра ее покачивались, как если бы она шла по подиуму, а на ногах были черные сапоги на высоких шпильках, острых, как карандаши. Она чем-то напоминала Дебби Харри, солистку Blondie. С виду ей можно было дать двадцать четыре или двадцать пять.
— Ты что, лунатик? — спросила он, отхлебнув что-то ярко-зеленое. Она не сводила с меня глаз, прищурившись поверх бокала.
Будучи застигнутой врасплох, я так смутилась, что не смогла вымолвить ни слова, только молча смотрела на нее, широко распахнув глаза. Вид у нее был довольно вымотанный, будто она не спала несколько суток подряд. Молочно-белая кожа, на губах ярко-розовая помада, желтое платье с глубоким вырезом, под которым, насколько я могла судить, ничего не было.
— Какой у тебя красивый цвет… волос, — тягуче произнесла она. В ее речи сквозил легкий акцент — возможно, английский, — а голос был хриплым, как наждачная бумага. Как будто она выкуривала по две пачки сигарет в день с самой конфирмации.
Она отвела мою длинную, ничем не примечательную черную челку с лица, продолжая вести рукой до самого виска, где волосы были выбриты, а кожа такая тонкая, что прикосновение пронизывало насквозь. Я вспомнила, что не успела подбрить виски.
— Ты что, уже уходишь? Все же только начинается! Сейчас будем танцевать!
Я снова прочистила горло, но и на этот раз не успела ничего ответить. Она тепло улыбнулась и потянула меня в сторону кухни. Я нехотя последовала за ней. Как только мы вошли, она молча выпустила мою руку и решительно раздвинула смеющуюся толпу. И вдруг захлопала в ладоши, громко, резко, как нетерпеливая учительница, требующая внимания детей. Чуть пошатнувшись на высоченных каблуках, она уперла руки в боки, стараясь удержать равновесие. Не самая непринужденная поза.
— Внимание, внимание!
Все лица повернулись к ней. Кто-то с веселым любопытством, кто-то с легким раздражением.
— У меня один вопрос!
Какой-то парень с не подобающим столь юному возрасту количеством татуировок на руках выкрикнул:
— Ответ: да! Нет проблем, кровать у меня широкая, презики с собой!
— Размечтался, — ответила Дебби, закатив глаза. — Повторяю, у меня вопрос.
— Ты это уже говорила, — напомнила девица с длинными кудрявыми волосами. Театрально запрокинув голову, она отпила пиво из банки. Кудри рассыпались по плечам, как в рекламе шампуня. Не в замедленной съемке, конечно, но все же.
— Короче, я… — предприняла очередную попытку Дебби.
— Хорош уже, говори давай! — заорал чувак в тесной шляпе.
— Да ЗАТКНЕТЕСЬ вы или нет! — завопила Дебби так, что я вздрогнула. Она бешено огляделась по сторонам. Глаза потемнели от ярости.
— Fucking farmers!
[2] Дадите вы мне, наконец, задать чертов вопрос!
— Да задавай уже, блин! — откликнулась девица из рекламы шампуня.
— Я и пытаюсь! Короче, умеет здесь кто-нибудь музыку скачивать? Хочу послушать «Five minutes»
[3] Джастина Тимберлейка, — сказала Дебби.
Голос ее стал резким от возмущения. Она продолжала:
— У меня ничего не получается. Может мне кто-нибудь помочь?
Кто-то произнес:
— А про «Спотифай»
[4] не слышала?
— Да нет ее там! Нужно еще где-нибудь поискать.
— Может, все потому, что она называется «Четыре минуты», а не пять? — предположил парень с хот-догом на футболке.
Дебби прошипела:
— Думаешь, я не знаю, как она называется? «Пять минут», а никаких не четыре.
Она одарила его таким взглядом, что я аж вздрогнула. Чуваку с хот-догом явно было по барабану.
— В таком случае он написал еще одну, потому что та, которую он сделал с Мадонной, называется «Четыре минуты», спорю на миллион!
— Возьми свой миллион и засунь себе в задницу! Она называется «Пять минут»!
Дебби была вне себя от бешенства.
— Ладно, поможет мне кто-нибудь или нет?
Со стороны кухонного стола донеслось:
— После того, как ты нас обозвала деревенщиной? Сомневаюсь.
Дебби выругалась, пошатнулась и упала прямо на сервант с большими стеклянными створками. Послышался грохот и оглушительный звон разбивающихся чашек и бокалов. Когда последний осколок звякнул на полу, я заметила, что музыка стихла.
Дебби с трудом поднялась на ноги, поправила платье и мотнула головой. Потом повернулась ко мне. Тонкий указательный палец нацелился прямо мне в нос. У нее были короткие ногти с ободранным розовым лаком.
— Эй, ты! Ты ведь вроде как молодежь, так?
Я смущенно огляделась по сторонам. Взгляды, обращенные к ней, теперь переметнулись на меня. Липкие, словно клей. Я машинально прижала забинтованную руку к груди, бережно обхватив ее правой. Казалось, болят даже кости, если такое вообще возможно.
Дебби шагнула ко мне, по-прежнему тыча пальцем.
— Э-э… ну да.
Можно сказать и так. Хотя она сама тоже вроде как не на ладан дышит.
— Ну а молодежь должна разбираться в технике, так? Это, типа, у них в крови. Интернетом живут, Интернетом питаются, Интернетом срут, Интернетом подтираются. Ты ведь умеешь скачивать? Знаешь, что нужно делать?
Я шаркнула ногой по полу, как старая нервная кобыла.
— Ну… лично я не подтираюсь… Если честно. Боюсь, я не смогу помочь. Прости.
Вообще-то я могла ей легко помочь скачать эту песню. Но атмосфера была столь накаленной, что я просто побоялась. А так — еще как подтиралась! Хакером меня, конечно, не назовешь, но Интернетом я подтиралась не хуже любого другого моего сверстника. Хотя, подозреваю, несколько иначе. Я всегда гордилась, что использую сетевые ресурсы исключительно по назначению. А именно — для поиска информации.
