За все эти годы мне приходилось сталкиваться с разными партнерами, и самый лучший совет по этому поводу я получила от Джека Эмери, учителя по актерскому мастерству в театральном кружке, где работала на общественных началах.
Он научил меня, как использовать отрицательную энергетику.
Ты не в состоянии повлиять на поведение другого актера. Ты не в силах заставить его выучить свои реплики, как не в силах заставить себя быть милым с тем, кто, если уж совсем честно, не стоит даже крупицы той энергии, которую ты потратишь на то, чтобы вымучить из себя улыбку. Джек рассказал мне, как можно взять эту негативную энергию и транслировать ее в свою собственную игру. Конечно, необязательно воспользоваться этим знанием, когда прослушиваешься на роль в рекламе овсяных хлопьев и тебе нужно быть радостной, счастливой и все время улыбаться, засовывая в рот ложку сахара.
Но зато это совершенно точно поможет, если между героями сложились напряженные отношения. Ты с легкостью можешь перенести в свою игру и злость, и раздражение, и ненависть.
Именно это я отчаянно пытаюсь сделать во время вечерней репетиции в четверг со студенткой последнего курса, которая играет мою сестру.
С Мэллори Ричардсон мне доводилось ходить на одни и те же предметы, но на одной сцене мы вместе впервые. На прошлой неделе, когда начались репетиции, мы могли заглядывать в текст пьесы.
На этой неделе наш режиссер, тоже студент, попросил нас играть без текста. Не всю пьесу целиком, а только несколько сцен, чтобы запустить процесс запоминания. Меня это вполне устраивает, потому что я запомнила уже половину пьесы.
Мэллори же едва удается сказать по памяти хотя бы одно предложение.
– Джанет, посмотри правде в глаза! Ты слабая, – без всякого выражения произносит Мэллори. – Как думаешь, почему Бобби ушел? Потому что он не мог…
Она останавливается и кричит в первый ряд, где сидят наш режиссер и двое студентов-постановщиков:
– Слова!
Стивен расстроен: это видно невооруженным глазом. И я его хорошо понимаю. Только за последний час Мэллори так часто кричала «слова!», что эта просьба утратила всякий смысл.
– Он не мог больше выносить твоих причитаний, – подсказывает Стив, и его баритон эхом прокатывается по огромному помещению. – Ты жалкая. Ты…
Мэллори перебивает его.
– Спасибо, остальное я помню. Споткнулась только там, где «причитания».
Стивен дает нам знак начинать сначала.
– Джанет, посмотри правде в глаза! Ты слабая. Как думаешь, почему Бобби ушел? Потому что он не мог больше выносить твоих причитаний. Ты жалкая. Ты расклеиваешься… Слова!
Я борюсь с желанием метнуться через всю сцену и сбить ее с ног. А потом, может быть, во всю глотку прокричать ей на ухо ее слова, чтобы они наконец осели в ее ленивых мозгах!
Стивен быстро произносит следующую строчку.
Мы начинаем все сначала.
– Я устала все время держать тебя за руку и вытирать твои слезы, и…
– Бобби мертв! – кричу я и, пошатываясь, иду к ней. – И если мне хочется от этого плакать, то мне это, черт побери, позволено! Никто не просил тебя держать меня за руку. И я не просила тебя приходить сюда, Кэролайн.
– Я пришла, потому что…
Я уже жду этого.
«Слова!»
И так снова и снова.
«Слова!»
«Слова!»
«Слова!»
Аудитория в нашем распоряжении до десяти тридцати, то есть у нас есть еще целый час. Обычно Стивен использует каждую имеющуюся в запасе секунду. Но сегодня, похоже, чаша его терпения переполнена. Он поднимается со своего места и объявляет, что репетиция закончена.
Удивительно, что его хватило так надолго.
– Завтра собираемся с новыми силами, – говорит он. – У нас будет время с двенадцати до трех, так что сможем сделать больше, чем сегодня. Мэл, прочитай все сцены еще по несколько раз. Тебе нужно вызубрить свои реплики.
– Прости меня, Стив, – стонет Мэллори. По крайней мере, ей хватает порядочности, чтобы выглядеть виноватой. – Вчера у меня совсем не было времени, чтобы выучить эту сцену. Я готовила монолог для Найджела. – Она громко вздыхает. – У меня заданий по горло.
«Добро пожаловать в университет» – хочется сказать мне. Она думает, что единственная, у кого большая нагрузка?
Я взяла курс по сценарному мастерству, где мне нужно писать по две сцены в неделю. Профессор по теории кино задает читать столько, что у меня глаза разбегаются. Каждую неделю мне приходится готовить монолог для наших групповых занятий по прослушиваниям. Семинары служат для того, чтобы помочь студентам-актерам раскрепоститься и почувствовать уверенность в себе во время процесса прослушивания на роль, но, видимо, все было бы чересчур «легко», если бы нам позволили выступать с уже отработанным материалом.
Стоит ли говорить, что у меня тоже заданий по горло. Но я же не ищу себе оправданий. Я нахожу время, чтобы заучить несколько несчастных страниц диалога.
Рада, что репетиция закончилась: так сильно мне хотелось придушить Мэллори, которая, кстати, уходит, даже не попрощавшись.
– Завтра мы будем лучше, – успокаиваю я Стивена. Мне плохо из-за того, что сегодня мы его подвели, потому что знаю, насколько серьезно он относится к режиссуре.
Когда мы только познакомились, я шутила, что ему следует стоять перед камерой, а не за ней. Серьезно, парень просто улетный! Кожа цвета темного шоколада, совершенные черты лица, завораживающие глаза. Он напоминает мне Идриса Эльбу, только без сексуального британского акцента. Но Стивена не привлекает актерская карьера. Однажды он сказал мне, что цель его жизни – в сорок лет выиграть «Оскар» в номинации «Лучший режиссер».
– Ты и так стараешься лучше некуда, – отвечает Стивен. – Отличная работа!
Я скромно принимаю комплимент и ухожу со сцены через кулисы, по дороге роясь в сумке. Достаю телефон, и у меня екает сердце, когда вижу уведомление о пропущенном звонке от Айры. Вчера я звонила ему, чтобы узнать новости о пьесе Каваны, в которой мне умереть как хочется сыграть. Я попросила Айру узнать, что к чему, потому что было непонятно, то ли он действительно собрался ставить ее, то ли это просто слухи.
Я смотрю на часы. Сейчас половина десятого, значит, на западном побережье половина седьмого. Он точно еще в Лос-Анджелесе, потому что чуть раньше прислал мне СМС, сообщив, что «обедает» с продюсерами пилотного эпизода канала Fox. Даже не знаю, то ли радоваться, то ли огорчаться, что они разрешили прислать мне кинопробу. Но, к счастью, в ближайшее время я о них не услышу: официально кастинг начнется только в феврале.
– Привет, Айра, – говорю я, когда он берет трубку. – Это Элли. Хотела спросить, узнал ли ты что-нибудь о пьесе Бретта Каваны?
