– Он взбесился не поэтому. На фотографии у меня в руке бутылка пива, а у О’Ши есть пунктик по поводу распивания спиртного.
– Э-э-э, он же понимает, что тренирует студентов? Невозможно заставить вас не пить.
– Я знаю.
– И на этой фотографии ты просто держишь бутылку пива? Какого рожна? Ты же не нюхаешь кокаин с ее сисек!
На моих губах появляется легкая улыбка.
– Конечно, нет. А если бы я нюхал кокаин с чьих-то сисек, то это были бы твои.
– О, спасибо. Это так романтично. – Поглаживая мою ладонь своими пальцами, Элли наклоняется и целует меня в щеку. – О’Ши просто идиот, милый. Не позволяй ему трепать тебе нервы, ладно? Особенно когда ты зол настолько, что бьешь людей и тебя удаляют с матча.
Она права, мне нужно получше справляться со своим темпераментом. Но Фрэнк О’Ши… блин. Я начинаю распаляться уже только от звука его резкого, высокомерного голоса.
Губы Элли быстрыми поцелуями касаются моей челюсти. Потом она с явной неохотой отпускает мою руку.
– Наверное, мне лучше уйти, пока никто меня не увидел. Третий период вот-вот закончится.
– Ты успела увидеть счет до того, как пришла сюда?
– По-моему, он был равный.
Вот елки-палки. Но надеюсь, мои мальчики смогут перевести ничью в нашу победу, потому что мне уже до смерти надоело, что мы почти все время проигрываем.
И если честно, мне уже до смерти надоело от всех прятаться.
Сначала это даже немного щекотало нервы – спать с Элли втайне от наших друзей. Но эти ощущения уже прошли. Когда она появилась тогда в «Малоун», вся такая разодетая, мне хотелось поцеловать ее прямо у всех на глазах. Было неимоверно сложно притворяться равнодушным. Я устал украдкой писать ей сообщения, чтобы заняться сексом по-быстрому, и врать друзьям о том, куда ухожу.
Друзьям, которые, кстати, теперь думают, что мне нравится забавляться в одиночку с резиновыми членами. Сегодня утром Такер протянул мне тарелку яичницы с беконом и невинным голосом поинтересовался, будет ли с нами завтракать и мой «маленький розовый друг». Гаррет чуть ребра не сломал, так ржал. А бедняжка Грейс теперь не может смотреть на меня и не краснеть.
Я знаю, Элли не хочет, чтобы наши друзья узнали о том, что мы спим, но мне так хочется, чтобы в наших отношениях было больше свободы. Может, нам снять номер в гостинице на все выходные и два дня провести в постели, не беспокоясь о…
Тут меня осеняет.
– Погоди. – Я беру ее за руку, пока она не встала со скамейки. – Ты уже купила билет на День благодарения?
Элли ругается.
– Нет, конечно. Р-р-р! И почему я все время обо всем забываю? Я же поставила себе напоминание!
– Не покупай.
– Почему?
– Потому что мне в голову пришла отличная идея. – Я в нерешительности медлю. – Почему бы тебе не поехать в Нью-Йорк вместе со мной? Возьмем мою машину.
Мое предложение, похоже, ошарашило Элли.
– О, ты… э-э-э… хочешь, чтобы мы провели День благодарения вместе? Хм. Даже не знаю. Я навещаю папу…
– Я не напрашиваюсь на ужин, ничего такого, – перебиваю я ее. – Я решил, что буду жить у себя на Манхэттене, и если ты будешь свободна в четверг или в пятницу, то можешь приехать вечером ко мне. – Я играю бровями. – Весь дом будет в нашем распоряжении.
– Что ж, звучит заманчиво, – медленно произносит Элли. – Когда тебе нужно вернуться в Брайар?
– Мне придется уехать в субботу утром. А когда ты планировала возвращаться?
– В субботу утром. – На ее губах играет легкая улыбка. – По времени все сходится…
– Это значит, ты согласна? – с надеждой спрашиваю я.
– На бесплатную поездку в Нью-Йорк и дикий секс в выходные? Конечно.
– Хорошо. Но я хочу попросить тебя кое о чем.
Элли, наклонив голову, ждет, когда я продолжу.
Мое отвратительное настроение становится таким же радужным, как улыбка, которой я одариваю ее.
– Не забудь захватить Уинстона.
* * *
И вот я еду в Нью-Йорк вместе с Элли, сидящей рядом, на пассажирском сиденье.
Мы выехали, когда солнце уже село, потому что до шести часов у Элли была репетиция, а потом она собирала вещи еще целый гребаный час. Я взял с собой только рюкзак. Она – доверху забитый одеждой чемодан, который едва уместился в моем багажнике.
Я оставил там свою сумку с хоккейной амуницией, потому что мне и в голову не могло прийти, что на каких-то три дня Элли наберет с собой целую груду вещей. К счастью, парковка позади Бристоль-Хауса совершенно пуста и никто не видит, как мы заталкиваем в мой багажник ее чемодан. На всей территории университета царит пугающая тишина, как будто наступил конец света. Очевидно, мы не единственные, кто решил уехать заблаговременно перед Днем благодарения.
Ханна с Гарретом улетели этим утром в Филадельфию, Грейс и Логан уехали через несколько часов после них. Они отправились навестить отца Логана, который проходит курс реабилитации, а потом поедут к его маме, в Бостон, где переночуют, а на праздник вернутся обратно, к отцу Грейс, в Гастингс. Когда я уезжал, Такер был еще дома, но и он завтра утром уезжает вместе с Холлисом в Нью-Гемпшир. Чему я несказанно рад, потому что, если бы Таку некуда было поехать, из-за чувства вины мне пришлось бы пригласить его к себе.
Когда мы с Элли наконец устроились на передних сиденьях, неожиданно выяснилось, что у нас с ней совершенно разные музыкальные предпочтения. Но после пятиминутной пикировки мы приходим к компромиссу – каждый получает по полчаса на свою любимую музыку, во время которого второй слушает и не жалуется. Маленькая лиса даже ставит таймер, чтобы все было по правилам. И, конечно, заявляет, что она первая.
– Почему я не могу быть первым?
– Потому что у меня есть вагина.
Я ухмыляюсь.
– Ну и ладно. Зато у меня есть пенис.
– Это не так работает, – сердится Элли.
– И как тогда это работает? Насколько я знаю, половые органы не решают, кто чью музыку будет слушать первым.
– О, еще как решают. – Элли говорит со мной как с маленьким. – Смотри, если ты откажешь мне в своем пенисе, я смогу отлично продержаться несколько месяцев, даже несколько лет. А вот если я откажу тебе в своей киске – считай, ты пропащий. Как тонущий в море человек, отчаянно хватающийся за спасательный круг-вагину. – Она широко улыбается. – Так что вагина круче пениса.
Моя ухмылка исчезает, потому что Элли права.
В итоге первые полчаса мне приходится вести машину под слащавые баллады восьмидесятых, и в названии каждой из них есть слово «любовь» или его производные.
«Я хочу узнать, что такое любовь».
