С В. К. Винниченко я встретился впервые осенью 1918 года, в редакции «Новой рады». Но эта встреча была случайная, мы познакомились и обменялись лишь несколькими обычными словами.
Из остальных лидеров Украинской социал-демократической партии я знал близко еще со времени выборов в I Государственную думу Чеховского и Левицкого (по делу лубенской обороны). С Мазепой и Шадлуном я встретился значительно позже. Что же касается Порша, Мартоса и Матюшенко, то я тогда только что с ними познакомился.
Из украинских социалистов-революционеров я знал лишь Грушевского и его молодого даровитого сотрудника, Н. И. Шрага. Уже впоследствии, за границей, я познакомился с Чечиллем, который с первой же встречи произвел на меня хорошее впечатление чистотою своих молодых, утопических, но искренних убеждений.
Вообще же в партии украинских социал-революционеров, за исключением маститого Грушевского, этого старого идеолога украинского движения и выдающегося европейского ученого, была представлена по большей части украинская молодежь, еще не успевшая окончательно определиться и впервые выступившая на арену широкой политической деятельности. Тем не менее почти все крестьянство шло в то время за ними. Эта популярность партии была, конечно, результатом работы десятков лет русских социалистов-революционеров, или, как они назывались раньше, партий «Земля и воля» и «Черный передел».
Из партии самостийников я знал примыкавшего к ней генерала Грекова, с которым привелось ближе познакомиться уже в Одессе, в феврале и марте 1919 года.
Наконец, из групп, стоявших правее социал-федералистов, я знал С. М. Шемета, большого и самоотверженного украинского патриота. С другим лидером украинских правых кругов, В. К. Липинским, я познакомился значительно позже.
Учреждение «Державного Сената» вновь выдвинуло на первый план вопрос о языке и вызвало сильное обострение этого вопроса. В состав Сената были включены все члены Генерального суда. Но мы составляли уже меньшинство, так как количество вновь назначенных сенаторов значительно превосходило число членов Генерального суда, избранных Центральной радою.
Назначение сенаторов происходило по представлению министра юстиции М. П. Чубинского. В своем стремлении привлечь в украинский Сенат испытанных и опытных российских кассаторов из состава бывшего Правительствующего Сената Чубинский проявил лихорадочную поспешность и не сговорился, видимо, с теми, кого пригласил, по вопросу об языке. Как он объяснял впоследствии, он был уверен, что сенаторы сами понимают предстоящую им необходимость взяться за изучение украинского языка, раз они соглашаются принять назначение. Вообще, я не сомневаюсь, что он действовал в этом случае добросовестно, но зато весьма неосторожно… Он думал, видимо, что все образуется. Однако этого не случилось! Выступления сенатора Носенко и прокурора Лашкарева доставили вскоре много тяжелых минут самому Чубинскому. Эти выступления прозвучали как вызов украинскому движению, как первый сигнал назревавшего поворота в политике гетмана Скоропадского и его окружающих…
В судебных заседаниях Сената вопрос о языке был разрешаем каждым сенатором по его личному усмотрению. Наша группа, то есть бывший состав Генерального суда, склонялась к тому, чтобы решения изготовлялись на двух языках, украинском и русском. Мы предлагали правительству объявить шестимесячный или годичный срок, в течение которого сенаторы могли бы изучить украинский язык. До того времени чины канцелярии могли бы переводить решения, следить же за точностью перевода могли те из нас, кто владел украинским языком.
Но правительство медлило с разрешением этого вопроса. А петербургские сенаторы, среди которых были не только выдающиеся юристы, но и весьма порядочные люди, растерялись и не знали, как выйти из создавшегося положения. Было очевидно, что многие из них поехали в Киев в добросовестном заблуждении, что старый Правительствующий Сенат переносится туда на время владычества в Великороссии большевиков для обслуживания территории Украины, как находящейся вне ведения советского правительства. Такое заблуждение было вполне возможным в то время, когда Петербург был настолько отрезан от Киева. Старые сенаторы были очень опытные юристы, но весьма аполитичные люди. Над этим, к сожалению, не призадумался своевременно Чубинский…
Но были среди петербургских сенаторов и такие, как Носенко. Этот сенатор знал, что творил… Был, наконец, и такой сенатор из Петербурга, который хорошо владел украинским языком и писал вначале проекты своих решений на двух языках. Но вскоре, как только выяснилось, что правительство склоняется к новой ориентации, он сократил свое первоначальное усердие и ограничивался уже представлением проектов на одном русском языке.
Мне суждено было попасть в то отделение уголовного кассационного департамента, в котором председательствовал сенатор Маньковский, один из ветеранов Правительствующего Сената. Он не имел представления об украинском языке и писал, конечно, только по-русски. Но он был совершенно чужд политиканства, готов был к изучению украинского языка и даже, кажется, приступил к таковому. И это был не единичный случай.
Для нас, более молодых юристов, совместная работа с такими кассаторами, как Маньковский, была весьма полезною. Сотрудничество с ним было в то же время и весьма приятным, ввиду его образцовой корректности и прямоты его характера.
Глава 8. Украинский национальный союз. Директория. Винниченко. В огне восстания
В июле 1918 года все украинские политические партии пришли к решению о необходимости создать Украинский национальный союз. В таком объединении всех украинских сил представлялась тогда насущная необходимость, ввиду возрастающего с каждым днем влияния общероссийских правых кругов на германское Верховное командование и гетмана.
Председателем союза был избран Винниченко, товарищем председателя – Никовский. От социал-федералистов был также делегирован в союз и принимал в нем деятельное участие М. А. Кушнир.
Все переговоры, которые вел союз с германским командованием и правительством, не привели к соглашению. Пропасть между обеими сторонами была уже слишком велика, и было очень трудно, а быть может, уже и немыслимо столковаться.
Заседания союза происходили в условиях полной конспиративности. Даже члены Центральных комитетов политических партий не всегда знали, что обсуждалось и какие решения принимались в союзе. И когда Национальный союз избрал Директорию и объявил восстание (ноябрь 1918 года), это явилось для весьма многих неожиданностью.
В восстании принимали участие три партии: украинские социалисты-революционеры, социал-демократы и самостийники. Из представителей этих же трех партий составилась Директория и ее первое правительство.
Партии центра (социал-федералисты, трудовики) и правое крыло воздержались от участия в восстании. У этих групп не было уверенности в успехе восстания. С другой стороны, центр и правые опасались связанных с ним последствий в виде развития большевизма и всяких иных форм анархии и потрясений.
Действительность показала, что размеры восстания и его первые успехи превзошли даже ожидания левых партий. Но зато опасения относительно последствий восстания оправдались полностью.
