Между тем сам возница куда-то исчез. Вскоре он возвратился в сопровождении конного разъезда повстанцев. Я забыл упомянуть, что плату за проезд он поспешил взять с нас раньше… Мы предъявили наш пропуск, но это не произвело никакого впечатления… С нами обошлись весьма грубо, объявили нас арестованными и повели через всю деревню «в штаб». Там, мол, разберут…
Нас привели в довольно просторный дом, в котором расположился штаб. Пришлось ожидать несколько часов, пока дошла до нас очередь. К счастью, в штабе оказались люди, хорошо знавшие Чоповского по его выступлениям на крестьянских съездах. Нас предупредили, что по дороге к Демиевке повстанцы не верят никаким пропускам и по первому подозрению расстреливают.
Между тем снова надвигалася тьма. Мы побрели пешком обратно в Боярку, к нашему гостеприимному технику и к нашим чемоданам.
По дороге нас дважды останавливали разъезды. Мы предъявляли наш пропуск с тревогою… Но на сей раз мы не вызвали подозрении, быть может потому, что направлялись в сторону, противоположную Киеву.
Едва рассвело, как я разбудил Чоповского, и мы решили на сей раз вернуться к первоначальному плану, то есть добраться до Триполья. Во избежание повторения истории с доносчиком-возницею, мы предпочли на сей раз проделать путь до города Василькова (около 15 верст) пешком. Шли лесом, полями. Через три часа мы были в Василькове, пообедали и стали договариваться с извозчиками о поездке в Триполье. Но никто из них не соглашался ехать дальше местечка Обухова (25 верст от Василькова), куда можно было добраться до вечера.
Снова конные разъезды и остановки в пути, однажды даже с наведением револьвера… Но имя Фещенко-Чоповского, министра при Центральной раде, каждый раз выручало.
В Обухове мы застали на площади несметную толпу народа. Опять куда-то повели, опять расспросы и объяснения. На сей раз оказались среди офицеров-повстанцев хорошие знакомые Чоповского и нам даже дали «казенных» лошадей, телегу и надежного возницу для путешествия в Триполье.
В Обухове же я успел повидаться и переговорить с местным раввином и представителями местного еврейского населения. Раввин снабдил нас деньгами, так как наши средства были на исходе, а опыт предыдущих дней не внушал уверенности в том, что мы скоро доберемся в Киев. Еврейское население в это время еще не имело оснований опасаться погромов. На многих зданиях и столбах в Обухове (и вообще по пути, по которому мы ехали) были расклеены воззвания Директории. Я сам читал несколько таких воззваний и могу засвидетельствовать, что в них население призывалось к соблюдению порядка и уважению к чужой жизни и собственности. «Евреи – наши братья», гласили эти воззвания.
Далее указывалось на всю позорность погромов царского времени и на то презрение к России, которые они вызывали у других народов, и объявлялось равенство и братство всех народов, населяющих Украину.
Тон воззваний был убедительный, а главное – они были написаны простым, понятным для народа языком и дышали теплотой и искренностью. Безусловно, у Директории были самые благие намерения не только предотвратить гибельные для восстания и его целей анархию и погромы, но всячески обеспечить мирное и дружное сожительство всех народов на началах полного равенства.
Местечко Триполье расположено весьма живописно на берегу Днепра, в гористой местности. Часть построек разбросана на вершине гор, часть – на относах, сбегающих к реке. По реке от Киева до Триполья около 50 верст, а по прямой линии – немногим больше сорока.
В 7–8 верстах от Триполья, вверх по течению, ближе к Киеву, находится дачный поселок Плюты, одно из излюбленных мест летнего пребывания киевлян.
Мы подъехали к Триполью около 10 часов вечера. В местечко ведут из Обухова две или три дороги. Конечно, ни возница, ни мы не могли знать о том, что повстанцы распорядились, чтобы ночью въезжали в Триполье лишь по одной из этих дорог. И мы попали как раз на запретный путь… Лошади неслись вовсю, они как бы чувствовали близость конца путешествия, а может быть, подгонял холодный ветер…
Вдруг вдогонку нам послышались выстрелы и крики. Мы остановились, и нас быстро нагнал казачий разъезд. Стали объясняться. Сошли с телеги и пешком, снова под конвоем, направились в трипольский штаб. Наконец на сей раз в помещении штаба оказались уже и мои знакомые из числа родственников крестьян, которых я защищал в свое время по делам о самосудах, убийствах в драке и т. д…
Нас встретили очень приветливо. Решено было поместить нас в одном из лучших домов местечка, у зажиточного купца Половинчика. Тут же нам гордо сообщили о том, что все пароходы задержаны и отведены в Плюты, где находятся под охраною разъезда казаков.
Это был тяжелый удар… Мы снова были отрезаны от Киева.
Но нельзя было даже показать и тени неудовольствия. А между тем повстанцы переоценивали значение для них захвата пароходов. Было морозно – река должна была остановиться со дня на день и налет на Киев с Днепра, на пароходах, уже все равно не мог осуществиться…
Но разве в дни стихийного восстания есть время логически размышлять, взвешивать?
Нас отвели к Половинчикам. Старики хозяева оказались на редкость милыми и гостеприимными людьми. У них уже поселили несколько человек из пассажиров, снятых с пароходов и застрявших поневоле в Триполье, а также эконома или управляющего имением соседнего с Трипольем помещика, Орлова, оставшегося нам потом весьма памятным.
Нас заботливо накормили и уложили спать.
На следующее утро меня навестил капитан одного из пароходов, находившихся под стражей в Плютах. Он пришел с утра в местечко и узнал от жителей, что я нахожусь в Триполье, у Половинчика. Капитан предложил Фещенко-Чоповскому и мне перебраться к нему на пароход. Но Фещенко-Чоповский считал неблагоразумным удаляться так далеко от трипольского штаба, где нас знали и где, казалось, мы были в безопасности. Пришлось с ним согласиться, о чем мы оба на другой день очень пожалели…
Кажется, был воскресный или праздничный день. На площади, на горе собралась многотысячная толпа. Священники вышли с хоругвями, иконами…
Народ приносил присягу Директории. На другой день около 12 часов дня поднялась тревога. Все население местечка стремглав бежало на самую высокую гору, откуда открывался вид на Днепр и на далекие просторы. Взобрались на гору и мы.
Словно белые лебеди, плавно неслись один за другим по реке, уже значительно выше Плютов, пароходы… Вспомнились дивные, трогательные описания норвежских писателей о последних пароходах, покидающих перед наступлением зимы маленькие норвежские города с замерзающими фиордами.
Скоро все объяснилось. Из Киева, оказывается, пришел «бронированный», как говорили в толпе, пароход. С парохода дали залп по берегу, после чего казаки, охранявшие пароходы, разбежались. А так как, по недосмотру повстанцев, все пароходы все время не тушили огня и стояли на парах, то все случившееся представлялось ясным.
Позже, в Киеве, я узнал, что пароходные общества и частные пароходовладельцы, желая спасти свое имущество, пригласили безработных в то время немецких солдат помочь им, и те, за хорошее вознаграждение, выполнили всю эту операцию.
