Другое течение, в лице крайных левых групп, сочувствовало идее великой России, в надежде, что большевистские крайности смягчатся и что тогда образуется огромное государство, построенное на социалистических началах.
И правые, и крайние левые видели в такой великой России, реакционно-самодержавной либо социалистической, будущего союзника Германии. Первые видели в своей фантазии зарождающееся зарево будущей войны и реванша, вторые – начало переустройства всего мира по принципам и методам социализма.
Наконец, к третьему течению принадлежали средние группы, либеральная демократия и умеренные социалисты. Это течение искренно стремилось к укоренению в Германии демократического строя в виде существующей теперь республики и парламентаризма.
В среде групп, из которых оно составлялось, было желание сговора и сотрудничества с западными соседями и разрешения, в частности, вопроса о Восточной Европе в согласии с ними.
Правительство и его центральные органы состояли, конечно, из представителей первого и третьего течений. Крайние левые в Германии были недостаточно сильными, чтобы удержаться на поверхности. Настоящая борьба шла и идет лишь между теми, кто желает возврата к старому, и теми, кто жаждет мира со всеми соседями и параллельного совместного роста всех истинно демократических государств в сторону наивысшего расцвета духовной и материальной культуры.
От того или иного отношения держав Антанты, в особенности Англии и Франции, к Германии зависит исход этой внутренней борьбы, происходящей в Германии. 70 миллионов немцев не могут прокормиться плодами той территории, которую они занимают. Как страна высокоразвитой индустрии и промышленности, Германия должна иметь свободный доступ на мировые рынки. Но особенно необходим сейчас свободный путь для ее товаров на Восток. С искусственным заграждением этого пути державами Антанты есть все данные для торжества правых и взрыва негодования, голодных бунтов и опасных выступлений со стороны рабочих и крайних левых групп. Наоборот, если Германии не будут чинить препятствий в ее стремлениях к мирному завоеванию восточноевропейских рынков, то тогда победа окажется за строителями новой демократической Германии.
Сильное влияние Англии на политику Германии уже сказалось на истории признания Балтийских государств. Особенно рельефно это выступило в договоре Германии с Латвией, который был заключен незадолго до юридического признания Латвии Англией (а вслед за ней Италией и Францией). В этом договоре Германия обязалась механически признать Латвию с того дня, когда она, Латвия, будет признана державами Антанты.
В отношениях с большевиками Германия также шла по стопам Англии. Как только Англия подписала торговый договор с Советской Россией, так тотчас же закипела работа по скорейшему заключению торгового соглашения Германии с Совдепией.
Как и всегда побежденный, Германия проявляет много склонности к координированию своих действий с политикою других государств. Но если немецкий народ не увидит в ближайшем будущем в этой политике западных сильных соседей перемены в сторону благожелательности, если он по-прежнему будет чувствовать себя закупоренным со всех сторон, то тогда Германия может стать очагом неисчислимых бедствий для всей Европы и всего мира.
В последнем случае эти бедствия разразились бы с особой сокрушающей силой над Польшей, имеющей на Востоке в качестве соседа истерзанное, голодное и отчаявшееся во всем население огромнейшей Великороссии.
В одном, однако, сходятся все классы, партии и самые разнообразные группы населения Германии – в общем тяготении к Востоку. С отнятием колоний, а главное – с исчезновением первоклассного флота, уступавшего по количеству боевых единиц лишь английскому, и с сокращением до минимальных пределов германского коммерческого мореплавания исчезли прежние мечтания о мировом господстве, о владычестве на океанах. Мировая политика, die Weltpolitik, сменилась единственным стремлением на Восток, в сторону наименьшего сопротивления и наибольших возможностей для приложения труда и сбыта фабрикатов и товаров. Этот германский Drang nach Osten охватывает собою теперь весь германский народ с небывалою силою. Уменьшение народонаселения, в особенности в Великороссии, огромные просторы, ведущие через Великороссию в Сибирь, – вот перспективы, раскрывающиеся перед немецким народом.
Конечно, путь на Багдад и дальше сулил иные параллели земного шара, иной, более благодарный климат, а обладание океанскими и морскими путями было заманчивее сухопутного транспорта, начиная уже из Риги или Ревеля и вглубь, на Восток.
От близких людей, прибывших осенью 1920 года прямо из Киева, я получил самые свежие данные о настроениях в украинской деревне. Как раз среди них были люди, посещавшие села и деревушки Киевской и Полтавской губерний, где они закупали продукты питания. По словам этих лиц, деревня с нетерпением ждет украинских войск, которые должны освободить ее от большевиков. Национальное самосознание выросло до самых больших пределов. Благодаря тому что большевик забирает и хлеб, и скот и благодаря реакционному настроению и вызывающему поведению командного состава деникинской армии во время ее непродолжительного пребывания на Украине у крестьян развилось чувство сильного недоброжелательства к великороссам. Для них и деникинцы, и большевистские солдаты были «кацапами», равно как городские комиссары для селянина сливаются с понятием о «жидах».
Конечно, эта ненависть с течением времени начнет сглаживаться. Но она сильно содействовала росту в крестьянстве стремлений к полной самостийности Украины и независимости от Великороссии.
Закрывать глаза на все эти явления равносильно страусовой политике, весьма опасной и сулящей лишь углубление описанных чувств и настроений.
Украинская армия и украинское движение отождествляются у крестьян названных губерний с именем Петлюры. Это имя является нарицательным. Так же как в известных кругах Петлюре приписывают тяжкую вину во многом, в чем он или вовсе не виноват, или лишь частично ответствен, так здесь, на селе, сложились уже всякие легенды, в которых иногда изображаются деяния Петлюры, весьма благоприятные для его престижа, но либо вовсе не имевшие места в действительности, либо рисующие последнюю в сильно измененном и преувеличенном виде. А если еще вспомнить про отсутствие сношений с внешним миром, то можно себе представить, какие устные предания возникают и передаются из села в село.
Все это мне рассказывали люди, не разделявшие моих взглядов на украинский вопрос, еще в январе 1919 года, накануне моего отъезда из Киева. Это были люди, воспитанные исключительно на русской культуре и на русском языке и не приобщившиеся еще и до сих пор к украинскому движению. Но они были на месте, на селе, и в точности воспроизводили то, что их глаза видели, уши слышали. Их свидетельские показания были вполне объективные, а потому и весьма ценные.
Все, что я вынес из опыта моей работы в Англии еще в начале 1920 года, когда наблюдался наибольший интерес к украинскому вопросу, свидетельствовало о больших изменениях во взглядах английских руководящих кругов на значение Украины для самой Англии и английской экономической политики в будущем. По мере того как на смену ненависти к Германии во время войны теперь постепенно водворялось более спокойное к ней отношение, становилось все более ясно, что, сколько бы ни затрачивалось со стороны Англии внимания и средств на район Балтийского моря и прилегающие Балтийские государства, экономическое преобладание в этой сфере раньше или позже все равно должно будет перейти к Германии.
