Но есть много и световых сторон в общем демократическом миросозерцании и в принципиальном отношении этих людей к еврейству, к его естественным правам на полное равенство с другими народами.
Над вождями централистского движения, над Деникиным и его ближайшими сотрудниками, протягиваются одни сплошные, мрачные тучи черной реакции и нетерпимости. И не видать даже проблеска света из-за этих неиссякаемых туч, уже низвергших на несчастное еврейство бесчисленные потоки ужасов и бедствий.
Несколько годов моей жизни, отданные ведению политических и погромных процессов, приучили меня выступать обвинителем правительства и его агентов в деле реакционной и антисемитской пропаганды. Обвинять приходилось в условиях весьма тяжелых, ибо и полиция, и весь следственный аппарат, и сам суд находились под полным влиянием того же правительства, имевшего всюду своих верных слуг и послушных исполнителей. И все те разоблачения, которые мы, политические защитники, делали, ставили нас самих в положение лиц одиозных для правительства, делали нас мишенью для всяческих преследований и мести с его стороны. Но зато выработалась привычка обвинять правительство не голословно, а с фактами в руках, не заочно, а в присутствии его же представителей, прокуратуры. И били мы не по лежачему, а по всесильному, мощному правительственному аппарату, который держал в своих руках судьбы всего населения огромнейшей Империи и мог в любую минуту нас раздавить. Летом 1906 года, после моего шестилетнего стажа помощника, я был утвержден Щегловитовым в звании присяжного поверенного. В те времена для еврея шестилетний стаж представлялся весьма непродолжительным, многие евреи-адвокаты до 1906 года и позже, когда короткий период «либеральничанья» Щегловитова закончился, пребывали по 20 с лишним лет в звании помощников. И знаменательно, что тот же Щегловитов, который утвердил мое вступление в сословие, впоследствии усиленно добивался и добился моего исключения из того же сословия за мои разоблачения в деле об убийстве Ющинского.
В ином положении находятся в настоящее время те люди, которые были во главе украинского движения или входят еще теперь в состав украинского правительства. Их может безнаказанно критиковать и обвинять во всех грехах и преступлениях каждый, кому только не лень. Вот почему я и счел своим долгом выступить в защиту этих лиц, с теми соображениями и доводами, которые были изложены в настоящей главе и вообще в данной книге.
Будучи сейчас не у дел, в отставке, и в состоянии полной личной независимости от украинского правительства, я взял на себя эту столь непопулярную в настоящую эпоху задачу. Сам я принадлежал недолго к составу правительства, да и то был лишь в роли технического товарища министра в течение каких-нибудь 2–2½ месяца. Но мне удалось весьма многое увидеть. Будучи противником ноябрьского восстания 1918 года, я случайно попал, однако, в его очевидцы. И я часто бывал подобен той мухе, которая, по остроумному замечанию Зангвилля в его книге «Без предрассудков», сидит на вертящемся колесе, сама его не крутит, но все видит.
И как ни приходишь и теперь в содрогание при воспоминании о мученическом пути, пройденном родным еврейским народом в последние годы, сколь бы ни наполнялась всякий раз душа негодованием по адресу палачей и убийц, надо воздержаться до поры до времени от весьма опасных обобщений и огульных обвинений по адресу всего украинского народа или по адресу его вождей и представителей. Тогда и мы, евреи, сохраним за собой право требовать от других народов, чтобы и они не обобщали зверств и жестокостей отдельных евреев-комиссаров и не перелагали на все еврейство ответственности за то, в чем повинна лишь незначительная его часть.
Когда же восстановятся нормальные условия жизни, когда снова начнет работать судебный аппарат со всеми гарантиями правосудия, тогда не будет пощады со стороны старых и испытанных борцов за правду тем, кто воистину обагрил свои руки кровью погромов, прямым ли участием в них или же подстрекательством и явным сочувствием. Тогда только, во всеоружии фактов, и не из-за угла, а лицом к лицу с врагом и противником, можно будет наконец полностью разобраться во всех подробностях погромов, их подлинном происхождении и отмежевать виновных от невиновных.
Карабчевский в своей последней книге говорит, что он советовал в свое время Керенскому предать суду Николая II, причем выразил свою готовность и желание взять на себя его защиту. Я лично отказался бы от этой защиты, как не взялся бы защищать и Деникина, хотя и не считаю его ни организатором, ни вдохновителем погромов. И Николай Романов, и Деникин – яркие носители антисемитизма, явные реакционеры.
Но я никогда не откажусь от защиты тех, кто стоял во главе украинского движения.
Глава 26. Российская великодержавность и империализм. Брайс. Книга Станкевича
Университетская молодежь в своем большинстве воспитывалась в России не столько на изучении уже существующих образцов государственного строительства, сколько на исканиях новых начал и методов для устроения социалистического государства будущего. Те же юноши и молодые люди, которые с ранних уже лет стремились лишь к собственной карьере и личному благополучию, ограничивались изучением отечественного государственного устройства с его табелью о рангах, сословиями и т. д.
Но и зрелое поколение, за редкими исключениями, проявляло куда больше интереса к учению Карла Маркса и к теориям других апостолов и провозвестников будущего, нежели к существующей полтора века конституции Соединенных Штатов. Лучшие представители российской интеллигенции отдавали все свои силы на раскрепощение крестьянства, отчетливо понимали его экономическую порабощенность и всю несправедливость привилегий для дворянства и помещичьего сословия. Но весьма немногие из них глубоко задумывались над тем национальным гнетом, в котором пребывали все народы России, за исключением господствовавшей народности, великороссов. А между тем великорусский народ составляет меньше половины (немного свыше 40 %) общего населения бывшей Российской империи. И разве преобладание одного народа над другим, искусственное и насильственное вытеснение языков народных масс и водворение на их место языка одной из всех народностей, не создавало привилегированного положения для великороссов и русского языка, в ущерб другим народностям и языкам?
«Декларация прав человека и гражданина» конца XVIII века, покрывшая французский народ вечною и неувядаемою славой, устанавливала равенство гражданских и общечеловеческих прав для отдельных лиц, в пределах каждого данного государства. Но народы также слагаются из отдельных людей, а между тем равенство прав народов все еще не осуществлено, и 14 пунктов Вильсона, эта великая декларация XX столетия о правах народов, все еще не проникли в сознание даже наиболее культурных и образованных людей нашего времени. Милюков хотел непременно отобрать у турок чужой и чуждый для России по населению и языку Константинополь, не желая в то же время поступиться в пользу финского народа его родной Финляндией, Родичев находил нормальным отторжение Чехии от немецкой Австрии, но не мог себе даже представить отделения от России Эстонии или Грузии, не говоря уже о родственной по славянству Украине…
