Год проведения сомюрской джостры, 1446, был примечательным. Как пишет автор текста нашей рукописи, это был «год, наступивший после того, как бедствиям войны был положен конец» (9). Он имеет в виду перемирие, заключенное королем Карлом VII с англичанами в мае 1444 г. на 22 месяца, которое благодаря продлениям продолжалось до 1449 г. Это перемирие было особенно важным для короля Рене, поскольку при его заключении с английскими послами было достигнуто соглашение о браке его дочери Маргариты с английским королем Генрихом VI.
Бракосочетание состоялось в 1445 г. И в этом же году он выдал другую свою дочь, Иоланту, за Ферри, графа де Водемона или Ферри Лотарингского, который вместе с женой участвовал в сомюрском празднестве 1446 г.
Об этом времени хронист Матье д'Эскуши писал: «В течение 1446 г. благодаря перемирию между англичанами и французами, которое строго соблюдалось, у сеньоров и благородных людей не было серьезных военных занятий, и тогда было устроено несколько джостр королем Франции и другими государями и знатными сеньорами, а также и другие дорогостоящие развлечения, дабы занять людей военными упражнениями и весело провести время. И среди прочих короли Франции и Сицилии устроили несколько джостр в Сомюре… Тогда через герольдов во многих местах было возвещено, что несколько рыцарей будут охранять проезд, которому было дано название, против всех желающих через него пройти или проехать».
Хронист при этом ошибся, полагая, что в Сомюре был король Карл VII. В его представлении явно совместилось несколько джостр, в том числе и организованная в Нанси в 1445 г., где действительно присутствовал французский король. Но характерно, что сомюрский праздник для него как бы затмил другие. Видимо, молва о нем распространилась столь широко, что в воображении сторонних людей, по прошествии определенного времени, все крупные рыцарские состязания той поры казались проходившими в Сомюре.
Праздник в Сомюре начался 26 июня и должен был продлиться 40 дней. Но по истечении этого срока Рене добавил еще два дня, и поэтому он завершился в воскресенье 7 августа (213). Где, однако, он проходил? Дело в том, что в историографии на сей счет утвердились две легенды, никак не подтверждаемые ни документами, ни текстом рукописи. Во-первых, начиная с Лекуа де Ла Марша ряд исследователей утверждает, что все происходило в небольшом замке Лоне, недалеко от Сомюра.
Замок был приобретен королем Рене незадолго до этого события, в 1444 г. Но ни в сохранившихся документах, ни в рукописном тексте замок Лоне ни разу не указывается в качестве места проведения джостры. Как отмечает К.де Мерендоль, Рене, купив замок, предпринял большие работы по его перестройке, которые во время джостры были в полном ходу.
Поэтому устраивать там празднество было невозможно. Дошедшие же до нас счета по оплате этих работ Лекуа де Ла Марш принял, видимо, за счета по оплате расходов на джостру.
Второй легенде начало положил Вюльсон де ла Коломбьер, написавший, что король Рене специально для джостры построил искусственный деревянный замок.
Версию об этом замке подхватил Катрбарб, а от него она перекочевала в «Осень средневековья» Й. Хейзинги.
В действительности никакой деревянный замок не возводился. Это впервые отметил современный исследователь рукописного текста Дж. Бьянчотто, справедливо указавший на то, что праздник был устроен в самом Сомюрском замке.
Вюльсон неправильно истолковал слова автора рукописного текста, сказавшего о Сомюрском замке как о «chastel fait par artifice» (31), имея в виду, конечно, большое искусство, с каким он был отстроен. Он и в другом месте отмечает великолепие замка (3), который и в самом деле в те времена был одним из наиболее красивых во Франции. Ставший с 1360 г. главной резиденцией деда Рене — герцога Людовика I Анжуйского, он был им перестроен с таким расчетом, чтобы соперничать с лучшими замками его братьев — короля Карла V и герцога Жана Беррийского.
Итак, празднество проходило в прекрасном Сомюрском замке, и было бы слишком странной и неоправданно расточительной затеей строить рядом с ним какой-то деревянный замок. На расстоянии в полполета стрелы от него на мраморном столбе был вывешен щит, который охраняли два льва с приставленными к ним двумя «сарацинами». Рядом был раскинут шатер, в котором находился карлик, обязанный всякий раз, когда кто-либо наносил удар копьем по щиту (вызывая тем самым одного из «защитников проезда» на бой), давать знать об этом в замок, откуда в сопровождении прекрасной дамы появлялся «защитник». Как и в других джострах позднего средневековья, здесь использовалось своего рода литературное либретто по мотивам рыцарских романов. И карлик, и сарацины — довольно частные их персонажи. В сомюрской джостре они составляли «веселую стражу», и автор нашего текста в пояснение этого пишет: «Поскольку в старинных романах написано и молено прочитать, как однажды боль и горе постигли Ланселота, попавшего под печальную стражу, когда его пленил великан, а щит его на беду упал перед подхватившим его карлой, приставленным к шатру как стражник, то и назвали ее веселой стражей» (4). Защитники во главе с королем Рене находились в замке.
Нападающие, которых называли также «чужеземцами», размещались в неподалеку расположенной обители, где они снаряжались к бою и получали напутствия от живущего в ней отшельника. «Отшельник наставлял их, учил, как бой вести, и каждому советовал, как, дабы награду получить, держать себя» (24). Эта обитель была также частью инсценировки, появившейся под влиянием тех же романов, где отшельникам отводилась заметная роль наставников, а иногда и лекарей странствующих рыцарей. Связано это было с тем представлением о временах рыцарей Круглого стола, о котором ясно пишет, например, Томас Мэлори в своем переложении французских романов артуровского цикла: «Ибо в те дни обычай был не таков, как теперь: тогда отшельниками становились только рыцари, некогда доблестные и благородные, и эти отшельники содержали богатые дома, где оказывали гостеприимство всем попавшим в беду».
Победителям в отдельных поединках по решению судей, среди которых был и известный писатель XV в. Антуан де Ла Саль, долгое время состоявший на службе у Анжуйского дома, раздавались в качестве призов бриллианты — защитникам и рубины — нападающим. Призы эти были равноценны. Впрочем, как бриллианты, так и рубины были по существу символическими наградами и у сражавшихся не оставались, а возвращались дамам. Рыцарям всего было вручено 36 рубинов и 54 бриллианта (218).
Эти драгоценные камни, кстати сказать, были, кажется, обычными «промежуточными» наградами. Король Рене в своем трактате о турнирах, написанном после этой джостры, указывает, что рубин вручается тому, кто сломает больше копий, а бриллиант — тому, у кого дольше удержится шлем на голове. При этом он замечает, что бриллиант — награда меньшая, нежели рубин.
По окончании джостры судьи определили двух лучших сражавшихся. Одного — из числа защитнков, и им стал зять короля Ферри де Водемон, другого — из нападающих, и эта честь выпала на долю сеньора де Флориньи. Первый получил золотую застежку с бриллиантами и рубинами, о которой наш автор говорит, что стоила она «тысячу франков, а если бы сказал и больше, то уж, конечно б, не соврал», а второй — боевого коня (216). По соображениям религиозным по пятницам, субботам и воскресеньям бои не проводились. А после каждого боя в замке устраивалось, разумеется, обильное пиршество.
