Писарро предпочитал простоту не только в отношении одежды; в эпоху, когда соответствующим образом воспитанная испанская аристократия увлекалась выездкой и разными видами охоты — эквивалент того времени для современных тенниса, гольфа и яхтинга, — Писарро предпочитал спорт и азартные игры рабочего класса. Сарате писал:
«Оба капитана [Писарро и Альмагро] обладали очень высокой физической выносливостью, в течение длительного времени они могли не обращать внимания на чувство голода. Маркиз демонстрировал свои редкие физические качества во время игр, в ходе которых очень немногие молодые люди могли сравниться с ним по уровню. Он был гораздо более склонен к разного рода играм, чем аделантадо
[45] [Альмагро]. Иногда он мог весь день играть в шары, не обращая никакого внимания на то, с кем он играет, — это мог быть даже простой моряк или рабочий мельницы. Писарро также никому не позволил бы в виде услуги поднести ему мяч или вообще пытаться проявлять какой бы то ни было пиетет, который по идее должен был быть выказан высокопоставленной персоне.
В редких случаях какое-либо дело могло заставить его бросить игру, особенно если он проигрывал. Исключением могли быть только какие-то новые беспорядки в среде индейцев, — в подобных случаях он был очень скор, надевал на себя доспехи, хватал пику и щит и мчался через весь город к месту беспорядков, не дожидаясь людей из своего отряда, — им потом требовалось мчаться во весь опор, чтобы нагнать его».
Неудивительно, что человек, в детстве росший в беднейшей части города, предпочитал плебейскую компанию аристократической, проводя значительную часть времени среди моряков, мельников, погонщиков мулов, ремесленников и представителей других профессий, зарабатывавших ручным трудом. Писарро мог часами играть с ними в карты и другие азартные игры, хотя из-за своей природной скаредности «он забирал то, что выигрывал, и оставлял невыплаченным то, что проигрывал».
Порой занятые поисками губернатора современники Писарро находили состоятельного маркиза в поле в окрестностях Лимы — совместное местным туземным населением он занимался жатвой импортированной из Европы пшеницы: «Он делал то, что ему нравилось, то, что было его естественным ремеслом». В Испании ни один респектабельный аристократ не позволил бы себе подобного рода деятельность. Когда на берегу реки Римак вблизи Лимы начали возводить две мельницы, нотариусу приходилось доставлять на стройку важные бумаги: «Он [Писарро] проводил на месте их строительства все свободное время, постоянно подгоняя и понукая строивших их рабочих». Подобным же образом, когда подошло время к отлитию первого бронзового колокола для собора Лимы, который Писарро посвятил Непорочному Зачатию Пресвятой Девы Марии, губернатора опять же можно было застать не почивающим в своей резиденции, а в кузнице — собственноручно занятым кузнечными мехами.
В то время как Писарро всецело посвятил себя управлению туземной империей — воплощенной целью всей своей жизни, его тридцативосьмилетний брат Эрнан прибыл в Испанию, с тем чтобы оправдаться перед королем за казнь губернатора Диего де Альмагро. Но один из подчиненных Альмагро офицеров, Диего де Альварадо, прибыл еще до него и немедленно выдвинул обвинения против Эрнана по поводу убийства Альмагро. Но Эрнан рассчитывал использовать к своей вящей выгоде доставку сокровищ из Перу. Однако, к своему немалому удивлению, не получив даже аудиенции у короля, он был арестован и брошен в тюрьму. Вскоре и другие сподвижники Альмагро вернулись в Испанию и также стали свидетельствовать против Эрнана, среди них был и такой влиятельный и именитый деятель, как дон Алонсо Энрикес де Гусман. Хотя последний сражался плечом к плечу с Эрнаном во время продолжавшейся почти год осады Куско, совместный боевой опыт не сблизил этих людей. В письме, направленном в Королевский Совет, Энрикес де Гусман без всяких обиняков дал характеристику этому высокомерному человеку, к которому начал испытывать уже настоящую ненависть.
«Достопочтенные сеньоры!
Я, дон Алонсо Энрикес де Гусман, рыцарь ордена Сантьяго… гражданин города Севильи, был назначен исполнителем воли дона Диего де Альмагро… И в силу этих своих обязанностей… я обвиняю Эрнана Писарро в совершении преступных деяний…
Аделантадо дон Диего де Альмагро, губернатор… королевства Новое Толедо, находящегося на территории Индий Южного моря, трудился на службе Вашего Величества, он завоевал множество королевств и провинций на этой земле, обратив туземцев на службу нашему Господу Богу и в нашу святую католическую веру. В то время как он [Альмагро] продолжал таким образом трудиться на Вашей ниве, вышеупомянутый Эрнан Писарро, движимый завистью, ненавистью и злой волей… равно как и жадностью и своекорыстием, подвигнул Манко Инку — короля и повелителя той земли — поднять восстание против Вашего Величества; ранее же аделантадо [Альмагро] удалось склонить Манко к сотрудничеству и побудить его служить Богу и Вашему Величеству… Король Манко поднял восстание, и поэтом причине данное королевство было для нас утеряно и оказалось полностью разрушено, и Ваше Величество потеряли более четырех миллионов [песо] в золоте (имея в виду причитающуюся ренту), а также еще ряд статей дохода. В результате случившейся смуты туземцы убили более шестисот испанцев, [я и] Эрнан Писарро… долгое время находились в осажденном городе Куско…
Не удовольствовавшись совершением этих преступлений… Эрнан Писарро… поднял армию и… двинул ее против губернатора Альмагро, организовав сражение вблизи стен этого города Куско и убив двести двадцать два человека… [Позже], забыв великую милость, полученную им от губернатора, освободившего его в свое время из заключения, [Эрнан] самым бесчестным образом задушил аделантадо дона Диего де Альмагро, при этом опозорив его… сказав, что тот является не аделантадо… а кастрированным мавром. И для того, чтобы сделать оскорбление еще более сильным, он приказал совершить казнь негру, произнеся при этом слова: „Пусть этот мавр не думает, что я казню его таким же образом, каким он хотел казнить меня, — то есть путем обезглавливания…“ Затем он сказал: „Если б палач собирался отрезать мне голову ножом, и врата ада были открыты, и… [сам дьявол] был готов принять мою душу, то я бы все равно сделал то, что [я собираюсь сделать сейчас]…“
[Эрнан Писарро] незаконно казнил [Диего де Альмагро], не имея на то никаких полномочий… и за свои жестокие и порочные преступления, среди которых числится и предательство, он заслуживает сурового наказания по гражданской и военной части в отношении его собственной персоны и его имущества — в назидание другим».
Обвинения, часть из которых преувеличенные, а иногда и совершенно вымышленные, имели тем не менее под собой фундамент истины: Эрнан убил Диего де Альмагро, несмотря на то что тот в свое время освободил его. Так, несмотря на то что Эрнан подал свое дело в самую квалифицированную судейскую комиссию в Испании, ему пришлось провести следующие свои двадцать три года в тюрьме в окрестностях Мадрида. К тому времени, когда он вышел оттуда в 1561 г. в возрасте шестидесяти лет, это был уже преждевременно состарившийся человек, частично утративший зрение. Никто из тех, кому доводилось лицезреть этого скрюченного, седого старика, передвигавшегося при помощи трости, не мог бы даже предположить, что это был тот самый высокомерный и хвастливый человек, который некогда исходил более тысячи миль в гористой части Перу, вступал в сражение с туземными армиями, насчитывавшими сотни тысяч человек, и обладал таким статусом, богатством и властью, что однажды воистину поверил в то, что является практически неприкосновенным и недосягаемым для кого бы то ни было, даже для самого короля. Эрнан явно переоценил свои силы и в результате потерял почти все. Второй по старшинству брат из семейства Писарро прожил еще семнадцать лет, ему довелось пережить всех четырех своих братьев, и он умер в 1578 г. в возрасте семидесяти семи лет. Но ему так больше и не пришлось увидеть кого-либо из своих братьев и ступить вновь на землю Перу.
