К середине XII века ересь заняла прочные позиции в Лангедоке. Сен-Бернар приезжал в страну в 1147 году и объявил, что почти вся знать Лангедока впала в ересь. Его миссия не имела успеха, а на одно из его важнейших выступлений вообще никто не пришел. В 1163 году Церковный собор в Тулузе обратился к светским принцам за помощью в подавлении ереси. Четырьмя годами позже еретики были так уверены в своей позиции, что созвали собственный собор под руководством манихейского прелата из Константинополя; на соборе присутствовало множество «епископов» секты, а повестка дня собора включала выборы новых епископов в Каркассоне, Тулузе и Валь д'Аране.
[65] В Кабаре, Вильнове, Кастельнодари и Лораке существовали женские еретические монастыри. Существовала также хорошо организованная система мастерских и школ, где молодые люди и обучались торговле, и изучали манихейские доктрины; в одном лишь городе Фанжо их было множество. Ересь уже давно перестала быть этакой прихотью вельмож, а превратилась в мощнейшую антисоциальную организацию. Она, как и арианство, возникла восемь веков назад и была в то время модной философией, стильной придворной ересью. Она без труда совместилась с равнодушием южных дворов и общим презрением ко всему, что имело отношение к Церкви.
Однако ересь не могла долго оставаться в таком бесформенном образе, и на самом деле этого не произошло. Люди Средних веков, в общем, были куда более образованными, чем мы; они умели сдерживать себя, следовали логике, меньше подчинялись условностям. А потому было естественным, что ересь, набравшись сил и сторонников, стала расцветать; смутность ее дуалистических учений должна была постепенно выкристаллизоваться, и они должны были развиться в стройную, согласованную систему – систему, которая в своей логической полноте, была направлена на уничтожение расы и подрыв ее морального облика. К середине XII века она охватила цивилизацию Лангедока и вела ее прямиком к уничтожению.
Очень важно обратить на это внимание и верно оценить этот факт. Даже Леа «всегда очень точно придерживающийся фактов, даже когда он раздражался из-за того, что не мог в достаточной мере привлечь собственное воображение для осознания позиции историков Средних веков», так вот, даже Леа признает, что «в этом случае дело ортодоксии было делом цивилизации и прогресса. Если бы ученье катаров стало преобладающей верой или если бы оно заняло равные позиции с католицизмом, его влияние оказалось бы разрушительным… Это был не просто бунт против Церкви, но отказ от веры в то, что человек управляет природой».
[66]
Поэзия трубадуров тех времен подтверждает это. Ушло непринужденное веселье раннего периода, вместо него мы встречаем в поэтических произведениях трубадуров дикую сатиру и обвинения, мрачное морализирование, вызванное несовершенством времени, и сожаления о замечательном прошлом. Гиро де Борнель, пожалуй, величайший из трубадуров, сокрушается по поводу утраты истинного духа рыцарства и проклинает любовь знати к потасовкам. Монах из Монтодона, а позднее и Пьер Карденал громко возмущаются из-за коррупции, царящей в Церкви, и из-за безбожности людей. В 1177 году граф Раймон V Тулузский обратился с письмом к главе капитула в Сито, в котором написал, что ересь проникла везде, что она вносит разлад в семьи, отрывает жен от мужей, сыновей от отцов, мачех от падчериц. Католические священники в огромном количестве поддаются коррупции, церкви пустуют. Он сам, писал принц, не в состоянии справиться с ситуацией, главным образом, из-за того, что многие из его подданных поддались влиянию ереси и увлекли за собой множество людей.
[67]
До этих времен распространению ереси в Лангедоке почти ничего не препятствовало. Миссия Сен-Бернара в 1147 году оказалась практически невыполненной и никак не повлияла на людей. Светские власти либо равнодушно относились к еретикам, либо приветствовали их. Декреты церковных соборов демонстративно игнорировались. Однако реакция в ответ на письмо графа Раймона была. В 1178 году папа Александр III для расследования обстоятельств дела отправил в Лангедок несколько священников и епископов под руководством кардинала Петера Сан-Крайсогонусского.
«Когда миссия прибыла в Тулузу, – пишет мистер Никерсон – ее начали оскорблять прямо на улицах. Тем не менее святые отцы составили длинный список еретиков, а потом решили продемонстрировать всем свою власть на примере богатого старика по имени Петер Моран, который, похоже, был одним из первых людей в Тулузе. Они вели против него дело, руководствуясь постановлением, предписанным Церковным собором Тура, согласно которому еретиков следовало сажать в тюрьму, а их имущество конфисковывать. После долгих речей осужденного, он был признан еретиком. Для того чтобы спасти свою собственность, Петер Моран отрекся от ереси и сказал, что готов на любую епитимью, которую назначит ему собор».
[68]
Архиепископ Тулузский и аббат Сен-Сернинский отвезли осужденного в тюрьму, где он пробыл совсем недолго; потом, приказав ему раздеться до пояса, они провели его по улицам к собору, яростно охаживая кнутом. Когда Моран предстал перед алтарем, ему объявили о прощении, однако в качестве епитимьи он должен был отправиться в трехлетнее паломничество в Святую землю, а до этого его каждый день должны были пороть на улицах Тулузы, он должен был отдать Церкви все ее земли, которые занял, и заплатить графу Раймону пятьсот фунтов серебром в качестве выкупа за потерянные графом земли. Серьезное наказание. Но мы можем судить о его эффективности по тому факту, что, вернувшись из паломничества по святым местам, Моран был трижды назначен главным магистратом Тулузы, города, который более чем когда-либо был охвачен манихейством.
Стало ясно, что церковным властям больше не придется в одиночку бороться с ересью. Однако даже если бы католические епископы и священнослужители Лангедока обладали необходимой для борьбы с ересью энергией (ее у них не было), все равно сомнительно, что они могли бы сделать хоть что-нибудь. Возможность этого была утеряна век назад. Время для таких мягких мер, как визиты пасторов, давно ушло. В 1181 году Анри Клерво поставил себя во главе небольшого Крестового похода, но после удивительного захвата города Лавор его силы отступили, и предприятие было остановлено. В 1195 году папский легат в Монпелье с гневом обрушился на еретиков, однако его воззвания не были услышаны. Казалось, ересь уже прочно заняла свое место. Так обстояли дела до тех пор, когда в 1198 году на трон понтифика взошел гигант средневековой истории Папа Римский Иннокентий III.
Папа Иннокентий III
Не прошло и двух месяцев после его назначения, как новый Папа Римский взял Лангедок в свои руки. Для выяснения ситуации туда были отправлены два папских легата. Кроме прочего, им было предписано найти верных людей среди местной знати, которые могли бы помочь в борьбе с ересью. Во время своего правления Иннокентий III не менял эти законы. Несмотря на уверенные заявления множества историков XIX века – к примеру, Леки и Дюру, чьи имена первыми приходят в голову, – он не создал инквизицию и не издал приказ о смертной казни за упрямство или непослушание. Изгнание и конфискация имущества оставались самыми строгими наказаниями, которые могли применить к виновным светские власти.
