– Да уж догадываюсь, – криво ухмыльнулся Джуффин. – Но войди в мое положение, сэр Шурф. Я хочу сказать, сперва обнимись с этой красоткой, а потом я посмотрю, что останется от ясности твоих выражений. С большим удовольствием посмотрю!
Но Шурф был неумолим.
– Это мастерский комплимент достоинствам юной леди, но вряд ли он является настоящим объяснением.
– Ну почему же, отчасти является. Поскольку в первую очередь мне сейчас надо думать, что с ней делать. А уже потом обо всем остальном, включая четкие и ясные ответы на твои вопросы. Не серчай, сэр Шурф.
– Не надо ничего со мной делать! – всполошилась принцесса. – Просто объясни, что случилось. Почему ты говоришь, будто я чудом осталась живой? Что ты имел в виду? Мой прекрасный возлюбленный не убийца, я точно знаю!
– Конечно, он не убийца, – согласился Джуффин. – Он – сама смерть. Наихудшая ее разновидность, потому что хищники вроде него не оставляют от человека вообще ничего, даже крошечной искры сознания, которая после обычной смерти может продолжить путь.
Я невольно содрогнулся. Шурф, похоже, тоже не слишком обрадовался услышанному. А лицо принцессы сморщилось, как у младенца, изготовившегося заорать. Похоже, именно этому занятию она и вознамерилась посвятить ближайшие часа три, но в последний момент передумала – такова сила утешительных заклинаний сэра Джуффина Халли. Он нас всех заранее спас.
– Ты меня так сильно заколдовал, что теперь толком и не поплачешь, – обиженно сказала ему принцесса. – А я не могу спокойно слушать, как ты такие ужасные злопакостные мерзости говоришь!
– Понимаю, – согласился шеф. – Но придется тебе потерпеть, госпожа Тапута Кут-Каята. Есть свои минусы в том, чтобы остаться живой. Но их немного. Зато плюсов более чем достаточно… И вот наконец-то явился один из самых больших!
Последним восклицанием он поприветствовал леди Сотофу Ханемер, которая, вопреки своей обычной манере появляться внезапно и с фейерверком, на этот раз просто вошла через дверь и присела на подлокотник моего кресла. Положила руку мне на плечо и ласково сказала:
– Вот кто в этом городе действительно умеет устраивать вечеринки с сюрпризами, так это ты, сэр Макс. Чего я только ни навидалась в твоем доме! Только угощение ты всегда зажимаешь, но к этому я была готова. С собой принесла.
Ее голос прозвучал столь утешительно, что в первый момент я чуть не расплакался от облегчения, а во второй – не просто подумал, а каждой частицей тела явственно ощутил: жизнь так прекрасна, что плакать не имеет смысла. Таково обычное воздействие леди Сотофы на мой впечатлительный организм.
Она поставила на стол маленькую корзинку для пикников и принялась вынимать из нее свертки и бутылки. Мы зачарованно смотрели, как растет их число – такое количество провианта поместилось бы разве что в большом заплечном мешке – а Сотофа все доставала и доставала. Наконец, когда мой здоровенный стол, рассчитанный как минимум на пару дюжин гостей, был плотно заставлен едой и напитками, она отбросила в сторону пустую корзинку и бодро сказала:
– Ну, что уставились? Налетайте. Зря я, что ли, все это приволокла?
– А ты кто? – робко, даже немного заискивающе спросила принцесса, все это время взиравшая на леди Сотофу, как на свой новый, сразу затмивший всех присутствующих, идеал.
– Ко мне следует обращаться на «вы», – отрезала леди Сотофа. – С мальчишками говори как хочешь, если они разрешают, а со мной – только так.
Ну хвала Магистрам, хоть кто-то ей это сказал.
– Перед поездкой нам объяснили, как у вас принято, – смутилась принцесса. – Что обращаться к незнакомцам на «ты» невежливо, даже если они выглядят младше нас. И просили соблюдать это правило, чтобы никого не обижать. Но я не могу! От ваших обычаев чокнуться можно. У меня просто язык не поворачивается. Я чувствую себя глупой собачьей задницей, когда говорю человеку «вы», а он при этом всего один. И ты… вы – тоже одна!
– А ты присмотрись ко мне повнимательней, юная госпожа Тапута, дочь третьего полночного стража границ Шарана Дай Лан Кут-Каяты и больше ничья, – усмехнулась леди Сотофа.
Принцесса уставилась на нее во все глаза и некоторое время смотрела, не мигая, как будто играла в «гляделки». Уж не знаю, что она там в итоге высмотрела, но поднялась с ковра, подошла к леди Сотофе и низко ей поклонилась, сцепив руки на затылке – больше похоже на спортивное упражнение, чем на приветственный жест. А та только отмахнулась:
– Да ладно тебе. Я не люблю церемоний. Лучше возьми пирожок – вон тот, треугольный, с вареньем из цветов айоххи
[18], ты такого небось никогда не пробовала. Тебе обязательно надо съесть что-нибудь сладкое, чтобы поднять настроение. Потому что дальше мы его будем только портить, тебе и друг другу. Нелегкий разговор нам предстоит.
Накормить всех ужином – это была такая простая и своевременная идея, что даже удивительно, почему никто из нас сам до нее не додумался. Ну, предположим, я – еще ладно бы, живу как во сне, какой с меня спрос; у принцессы роковая любовь, девушкам в таком состоянии обычно не до еды. Но Джуффин с Шурфом, бывалые, опытные колдуны, можно сказать, в Хумгат без бутерброда с ветчиной не выходят – они-то могли мне напомнить, что еще не ужинали. Ну или хотя бы потребовать заменить давным-давно опустевшую бутылку из-под укумбийского бомборокки, одиноко стоявшую на столе, такой же, но полной. Однако и этих двоих с какого-то перепугу вдруг обуял несвойственный им аскетизм.
Хвала леди Сотофе, после первого же куска ее пирога моя жизнь исполнилась старого доброго высшего смысла. Ну и голова наконец заработала. Она у меня в общем вполне ничего, если не забывать ее регулярно кормить.
– Объясни по-человечески, что за жуть творится? – спросил я Джуффина. – Кто такие эти «пожиратели» и почему они здесь шастают, если, как ты говоришь, их нет? Пока мне понятно только, что я – огородное пугало с ужасающим лицом злодея. Ладно, договорились, с этим знанием вполне можно жить. Но все остальное…
– Все остальное совершенно чудовищно. В первую очередь, потому, что излагалось невнятно и непоследовательно, – подхватил сэр Шурф. – Лакуны в ваших объяснениях оставляют моему уму слишком много свободы, а ваше необычное поведение и угрожающие намеки побуждают его изобретать все более мрачные версии. Боюсь, самая страшная правда не сравнится с тем, что я уже успел предположить.
– Ты, что ли, тоже всякие ужасы сочинять умеешь? – удивился я.
– Тот факт, что на твоей памяти я большую часть времени оставался довольно сдержанным человеком, вовсе не означает, будто я начисто лишен воображения, – пожал плечами мой друг. – Можешь сказать мне спасибо за то, что результаты его работы я обычно держу при себе, а не предлагаю к обсуждению в обмен на твои душераздирающие фантазии.
