В мае 1957 года Юрий Николаевич прибыл в Москву и был зачислен в штат Института востоковедения старшим научным сотрудником. В 1958 году ему была по совокупности работ присвоена ученая степень доктора филологических наук. Рерих приехал в Москву со своей долгосрочной научной программой по составлению многотомного тибетско-санскритско-русско-английского словаря. Лично для него был создан новый сектор истории философии и религии Востока, заведующим которым он и был назначен. Сектор был маленьким, человек шесть-семь, и среди набранных в него способных молодых ученых как раз и был Александр Моисеевич Пятигорский, психолог по образованию; теперь его темой стала индийская философия, сильный психологический уклон которой неоспорим.
Илл. 73. Юрий Николаевич Рерих
Маленькая команда сотрудников сделалась дружным коллективом учеников Ю.Н. Рериха, который привез в Москву традиционные восточные методы обучения. Он разбирал с учениками оригинальные тексты и лично комментировал их, вводя таким образом своих слушателей в святая святых восточной культуры. Язык выучивался легко и быстро. Так, Юрий Николаевич мог предложить до завтра прочитать статью, скажем, на венгерском языке. В ответ на стенания обучаемых по поводу незнания ими этого языка Юрий Николаевич говорил, что эта проблема его не касается. Задание Учителя должно было быть выполнено любой ценой, молодые люди садились за статью на непонятном языке и, что характерно, к утру разбирали ее. Ведь в обучении языкам главное – сломать психологический барьер страха перед чужим, неизвестным, заставить сразу читать, переводить, говорить, что и проделывал с блеском Юрий Николаевич. В итоге столь «зверских» методов обучения Александр Моисеевич Пятигорский всегда развлекался, указывая в каждой анкете разный набор языков, которыми владел, а когда я однажды похвасталась ему, что учу итальянский, он сразу же заговорил со мной на этом языке.
Такова была школа, в которой никогда не начинали с анализа или, как это принято у нас, всесторонней критики разбираемых учений, но шли от тщательного изучения текста, от полного и безоговорочного вживания в него, от попытки понять и усвоить множество его смысловых значений. Ученики навсегда сохранили преданность Учителю и восхищение им, но, будучи людьми весьма ироничными, всячески пытались не допустить его культа. Так, когда мне рассказывали о Юрии Николаевиче, не удерживаясь от превосходных степеней, его образ тут же «снижали», сообщая, что он очень серьезно относился к деньгам, оговаривал причитающиеся ему суммы, – для нас же тогда был совершенно невозможным всякий разговор о деньгах, он считался неприличным, только теперь мы с трудом учимся этому необходимому искусству. Других недостатков у Ю.Н. Рериха, по всей видимости, не было.
Очень много труда вложил Юрий Николаевич в издательскую деятельность. Так, под его редакцией в серии «Библиотека Буддика» в 1962 году, уже после его смерти, вышел фундаментальный труд репрессированного и погибшего тибетолога А.И. Вострикова «Тибетская историческая литература». Работавшая под руководством Ю.Н. Рериха целая комиссия по проверке перевода философских мест из древнеиндийской эпической поэмы Махабхарата, сделанного ашхабадским академиком Б.Л. Смирновым, ранее высланным из Ленинграда, дала высочайшую оценку его поистине непревзойденному переводу древнеиндийской поэмы Бхагавадгита, раскрывающей все глубины индийской духовности. Только благодаря усилиям Юрия Николаевича издание этого текста стало возможным. Ведь поэма была религиозная, а религия в то время была всего лишь опиумом для народа, с распространением которого следовало всячески бороться.
Увы, в Индии и в Тибете в древности и в средневековье не было нерелигиозных текстов. И вот под ответственным редакторством Ю.Н. Рериха и при его рецензировании в той же серии «Библиотека Буддика» вышла чудесная Дхаммапада в переводе В.Н. Топорова, с комментариями и вступительной статьей переводчика. Рериха немедленно обвинили в пропаганде буддистских религиозных текстов. Заседала по этому поводу очень высокая комиссия, на ней присутствовали Ю.Н. Рерих и директор тогдашнего Института востоковедения Б.Г. Гафуров, Топорова же не было. В постановлении, очень характерном для тех времен, отмечалось с явным неодобрением, что предисловие и комментарии носят объективистский характер, сиречь не разоблачают чуждую нам идеологию. Далее, требовалось указать издательству «Восточная литература» на необходимость более тщательно решать вопрос о публикациях памятников литературы и философской мысли Востока на русском языке. Ну и конечно, требовалось принять меры к лицам, допустившим подобные недостатки. Абсурдность такого подхода была невыносима для действительно знающих специалистов, но она являлась нормой жизни для многочисленных псевдоученых, многие из которых донесли такой подход в целости и сохранности до наших дней. В первую очередь сей идиотизм был направлен лично против Юрия Николаевича Рериха.
Заседание комиссии, принявшей чисто идеологическое, не имеющее никакого отношения к востоковедению решение, состоялось 10 мая 1960 года, а 21 мая 1960 года Юрий Николаевич внезапно и необъяснимо ушел из жизни.
Ю.Н. Рерих проработал в Институте востоковедения АН СССР немногим более двух с половиной лет, так что сбылось пророчество его матери, посылавшей сына в Россию всего на три года. Выдающийся ученый, Юрий Николаевич не был удостоен ни титулов, ни званий; более того, он даже ни разу не получил ни одной денежной премии. Он словно показал образец своим ученикам, которые тоже не стяжали ни почета, ни денег, более того, сочли бы зазорным палец о палец ударить ради столь эфемерных ценностей, ибо они жили иначе, всегда идя против течения.
И вот одним из таких учеников как раз и был Александр Моисеевич Пятигорский, который в 1963 году целый год читал курс индийской философии студентам философского факультета МГУ. В то время, к счастью, еще не было моды на экзотические восточные страны и на их столь же экзотические учения, чуждые нашему российскому менталитету. А потому на лекции собралось вначале человек десять, из которых половина скоро отсеялась, обретя более соответствующие своему типу личности занятия, ибо всякое знание полезно лишь применительно к личности ученика. Нас же осталось человек пять, из которых, кажется, я одна стала специализироваться по этому предмету.
Лекциями в собственном смысле этого слова наше обучение назвать было трудно, поскольку происходило чудо доверительного раскрытия глубин совершенно иной культуры, с ошеломляющей скоростью разбивавшее наши стереотипы. Собственно, это и являлось одной из целей Александра Моисеевича, который, будучи психологом и в теории, и на практике, прекрасно знал, что нельзя открыть человеку нечто принципиально новое, не разрушив предварительно закостеневшие штампы его мышления. Постепенно нам открывался новый и чудный мир.
Занятия проходили также в совершенно необычной для нас форме. Для начала Пятигорский всегда опаздывал, причем кардинально, минут на двадцать. Все правильно: если человек опаздывает минут на десять, то ожидающие чувствуют по этому поводу глухое раздражение. А вот если он приходит через двадцать минут, когда остается мало надежды вообще его в этот день увидеть, то аудитория уже радуется его приходу, пусть и с опозданием. Затем наш Учитель садился за стол и раскрывал текст бессмертной древнеиндийской поэмы Бхагавадгита, что означает Божественная Песнь, переведенной тем самым академиком Смирновым, который, будучи прикован тяжелой болезнью к постели, искал и нашел способ передать в своем переводе глубины и тонкие нюансы индийской духовности. Начиналось чтение и комментирование текста Учителем. Именно такой метод обучения применяли знаменитые Учителя древности, разбиравшие с учеником текст и дававшие свои пояснения, раскрывая то, что лишь в неявной форме заключено в этом тексте. Именно такой метод обучения привез в Москву Юрий Николаевич Рерих, и именно им пользовались его любимые ученики.
