Призывы обучать критическому мышлению неоднократно звучали в залах образования. Бейер предположил: чтобы справиться с задачами современности, мы должны усвоить простое определение — критическое мышление означает «аргументированное суждение»
[295]. И для образования требуется, чтобы дети научились анализировать, синтезировать и оценивать информацию, получаемую отовсюду — из «наблюдения, опыта, размышлений, рассуждений или общения»
[296].
Разве мы не должны вооружить детей осознанием того, что не все данные одинаково ценны или проверены, не говоря уже об их правдивости? Интернет полон всякого мусора. Вот почему существуют сайты про городские легенды: чтобы развенчать странные слухи, распространяющиеся, как лесные пожары. А как насчет фейсбучной сплетни о том, что Опра Уинфри покончила жизнь самоубийством? А аллигаторы в канализации под Нью-Йорком? К сожалению, в наши дни учащиеся не получают особой помощи в оценке информации, которая кажется дикой. Напротив, когда детей учат «фактам» и не поощряют критическое осмысление, они, скорее всего, будут думать, что все сказанное взрослыми правда. Но юные граждане должны стать скептиками. Критические мыслители объективны и рассматривают разные точки зрения, приводят доказательства. И даже не прочь изменить мнение, когда узнают новые подробности.
Однако критическое мышление поощряется не повсеместно. В 2012 году, когда Республиканская партия Техаса создала свою платформу, туда включили такой пункт:
Образование на основе знаний. Мы выступаем против обучения навыкам мышления высшего порядка… которые сосредоточены на изменении поведения и имеют целью оспаривать устоявшиеся убеждения учеников и подрывать авторитет родителей
[297].
Конечно, не все республиканцы — или демократы — так думают. Тем не менее неспособность бросить вызов «устоявшимся убеждениям» может стать большой проблемой. Дети верят во всевозможные вещи (и мы имеем в виду не только Санта-Клауса и зубную фею). Познавать мир означает отказаться от этих верований и понять, что на самом деле заставляет пищу перевариваться (не маленькие же человечки в желудке), или автомобили двигаться (не лошадки же внутри двигателя), или людей быть злыми (ведьм же нет на самом деле). Нам следует стремиться поощрять критическое мышление в своих чадах. Без этого они обречены всегда верить тому, что говорим мы или другой авторитетный взрослый, не имея инструментов для оценки чужих утверждений.
Уровень 1: увидеть — значит поверить
Мы не рождаемся с умением критически мыслить. Нужно что-то знать (то есть владеть контентом), чтобы иметь возможность оценивать. Самые маленькие просто узнают нечто новое о своем мире, и это уже довольно сложно. Но, прожив всего год, младенцы начинают судить о том, какие действия имеют смысл, а какие нет. В четырнадцать месяцев Ольга только начинает ходить и разговаривать. В детской лаборатории Герджели при Венгерской академии наук она знакомится с дружелюбной аспиранткой, держащей обернутое вокруг себя одеяло обеими руками, как будто сидит на ведре со льдом
[298]. Женщина приветствует Ольгу, а затем наклоняет голову, как будто это переключатель, чтобы включить лбом большую круглую лампу на столе. «Фара»! Или нет? Через неделю, когда Ольга снова приходит в лабораторию, сотрудница сидит перед лампой. Что сделает Ольга? Станет ли включать свет лбом, как ей показали на прошлой неделе? Или воспользуется руками? Если выберет первое, это будет слепое подражание. Но если она сделает это иначе — значит, оценивает увиденное. Как будто говорит: «Женщина включала свет головой, потому что руки были заняты одеялом». Восемьдесят процентов детей сделали это руками. Они критически оценили ситуацию и не стали слепо подражать. Зачатки критического и рационального мышления есть даже у младенцев.
На уровне 1 дети в основном верят тому, что видят и слышат, несмотря на демонстрацию противоположного поведения в более раннем возрасте, как описано выше. Младенцы также в определенной степени воспринимают, если кто-то служит надежным поставщиком информации. Диане, очаровательной четырнадцатимесячной малышке с огромными глазами, сидящей в высоком стульчике, представляют двух приветливых дам. Первая смотрит в ведерко и начинает охать и ахать. Она показывает игрушку в ведре. Затем Диана видит, как вторая дама смотрит в другое ведерко. Она тоже охает и ахает, но, когда поворачивает ведерко внутренней частью к девочке, видно, что там пусто. Зачем, могла бы подумать малышка, она охала и ахала над пустым ведром? Затем первая дама смотрит за ширму, и кроха вытягивает шею, чтобы заглянуть туда, но не может. Когда вторая смотрит за другую ширму, Диана даже не пытается подсмотреть. Как можно доверять поведению женщины, которая проявляла эмоции над пустым ведром? Это зачатки учета источника информации. Как только дети становятся чуть старше — скажем, в три года, — они начинают учитывать личность информатора, не доверяя злой кукле и доверяя приятной тете. Кто захочет слушать вредину?
Видеть — значит верить. Представьте, что четырехлетнему Ною показали кота. Малыш гладит котика, он ему очень нравится. Затем экспериментатор надевает на животное маску собаки. Она закрывает всю морду. «Это по-прежнему кот или уже собака?» — спрашивают Ноя. «О, — убежденно заявляет тот, — должно быть, это собака!» Его обманул внешний вид. Трудно поверить! Покажите Сейдж лист серой прозрачной пластмассы. Если поместить его перед белым пластиковым яйцом, оно будет похоже на камень. «Это камень», — скажите Сейдж. И она согласится, что это камень, и он тяжелый. Вуаля! Убираем пластмассовый лист, и это снова яйцо
[299].
Дети до четырех лет с большей вероятностью верят тому, что видят, отсюда и характеристика 1-го уровня. В некотором смысле это разумно. На самом деле что же знает маленький ребенок? В итоге малыши начинают понимать, что внешний вид не всегда соответствует содержанию, но на это требуются время и опыт. Детей на этом уровне может до дрожи напугать сцена книги «Волшебник из страны Оз», когда облитая водой Злая ведьма растворяется
[300]. Мир — довольно страшное место, если все по-настоящему. Одна из нас помнит, как боялась, что ревущий лев с заставки кинокомпании MGM в начале фильмов спрыгнет с экрана. Смех ее родителей и заверения, что он ненастоящий, не имели никакого значения, она по-прежнему дрожала и накрывалась кофтой с головой. Также одна из нас помнит двухлетнего Адама, который отказывался выходить на прогулку, когда листья шелестели на ветру. Нам потребовалось три месяца, чтобы выяснить: когда дул ветер, он боялся, что Злая ведьма Запада прилетит на площадку в их детский сад.
