Джайдип сидел рядом с матерью, ощущая себя невидимкой. Взрослые обсуждали его будущее и, казалось, даже не замечали присутствия ребенка. Такое случалось далеко не впервые: чем важнее тема, тем меньше вероятность, что взрослые поинтересуются его мнением. С ним никогда не говорили о его будущем, да Джайдип и не ждал подобных разговоров. Он прочно усвоил: пока тебе не позволили высказаться насчет собственной судьбы, молчи.
– В таком случае, мой старый друг, я жду от тебя более подробных объяснений, – сказал Арбааз. – На протяжении нескольких лет, проведенных с нами, ты уверял меня, что Джайдип – самый талантливый юный ассасин из всех, какие тебе встречались. Зная твою сдержанную манеру, мы понимали: ты хотел сказать, что Джайдип – самый талантливый ассасин в мире. И это отнюдь не преувеличение! Вначале он обучался у меня, потом перешел под твое заботливое крыло. Я и сам видел: мальчик необычайно одарен и у него практически нет недостатков. Насколько я понимаю, ты придерживался такого же мнения, если только… твои слова не были медоточивой лестью. И вдруг накануне отъезда ты объявляешь, что мой сын не готов. Прости мне мое замешательство. В чем же именно заключается неготовность этого одаренного и хорошо обученного мальчика, чей наставник собирается отплыть домой? И главное, почему он оказался не готов?
В отцовском голосе, с каждым словом становившемся все громче, отчетливо звучало раздражение. И даже хлебная крошка, приставшая к нижней губе, не делала отца менее грозным. Джайдип сжался. Мать также казалась обеспокоенной.
Только Итан сохранял невозмутимость. Он смотрел на обескураженного Арбааза, и взгляд англичанина оставался непроницаемым.
– Согласен, твой мальчик обладает изумительными врожденными способностями. Верно и то, что из его природного таланта мне удалось вылепить юного ассасина, чей уровень значительно превышает обычные требования. Я же, со своей стороны, многому научился у Джайдипа. Это отчасти является причиной моего отъезда. Я намерен вернуться в Англию, и хлебные крошки, летящие от тебя, мой старый друг, не заставят меня изменить решение.
Понимая двойной смысл сказанного, сконфуженный Арбааз вытер рот. Губы его начали складываться в улыбку.
– Но почему? – требовательно спросил он. – Почему ты покидаешь нас в такое ответственное время, когда мог бы еще очень многому научить моего сына?
Итан улыбнулся. Это была не столько улыбка, сколько добрый, заботливый взгляд. Англичанин посмотрел вначале на родителей Джайдипа, потом на своего ученика.
– У вашего сына нет инстинкта убийцы. Мальчик способен на убийство и, несомненно, будет убивать, но у него нет того, что есть у нас, у тебя и у меня. Или же, наоборот, он обладает тем, чего лишены мы.
Арбааз наклонил голову. Его лицо стремительно краснело.
– Ты говоришь, что мой мальчик – трус?
– Ради бога, Арбааз! – со злостью почти прикрикнул на старого друга Итан. – Ничего такого я, черт побери, не говорю. Джайдип такой, какой он есть. Если отправить его на реальное задание, он либо провалит миссию, либо…
– Я не провалю задание, – вдруг возразил Джайдип.
Он и сам удивился произнесенным словам. Теперь его наверняка отчитают или подвергнут более серьезному и болезненному наказанию: во-первых, за то, что заговорил без разрешения, а во-вторых, за столь хвастливое, ничем не подкрепленное заявление.
Но отец с гордостью посмотрел на сына и даже потрепал его по плечу, отчего Джайдип преисполнился уверенности в себе и своих силах.
Итан словно не видел этого. Его внимание было обращено к Пьяре.
– В этом нет ничего постыдного, – сказал он.
Ее глаза потеплели. Она втайне лелеяла надежду, что, быть может, ее семья наконец-то перестанет проливать кровь.
– Джайдип может служить братству иными способами. Из него выйдет прекрасный учитель. Непревзойденный тактик. Человек, определяющий политику братства. Он вполне может стать великим лидером. Кто-то должен заниматься всем этим. У Джайдипа это получится. Но воином он… не станет никогда.
Арбааз больше не мог сдерживаться. Пьяра сохраняла спокойствие и решимость. Она не впервые видела вспышки мужниного гнева, но никогда не уступала ему.
– Знай же, Итан Фрай! Мой Джайдип будет великим воином. Он станет непревзойденным ассасином, наставником индийского братства…
– Для этого не обязательно…
– Нет, обязательно! Вначале он проявит себя в настоящих сражениях. Там он покажет себя воином и ассасином.
– Он не готов, – покачал головой Итан. – Прости, Арбааз, если мои слова разбивают тебе сердце, но мое мнение таково: он никогда не будет готов.
Арбааз хмыкнул, потом встал, велев подниматься и Джайдипу. Пьяра украдкой смахнула слезу и тоже встала. Она разрывалась между тревогой за сына и честью семьи. Второе удерживало ее от возражений вслух.
– Что ж, Итан, ты высказался. Но это лишь твое мнение. Как ты думаешь, Джай, не пора ли показать нашему английскому другу, что он ошибается?
Джайдипу тогда не было и десяти. Он еще не знал, что станет Призраком, но ему отчаянно хотелось порадовать Арбааза. Ведь отец был для него всем.
– Да, отец.
11
Расшифрованный текст письма Итана Фрая Арбаазу Миру:
Дорогой Арбааз!
Шесть лет прошло с тех пор, как я покинул Индию и вернулся в Англию. Столько же лет минуло с момента нашего последнего разговора. Слишком уж долго мы не общались с тобой, мой старый друг.
Боль, связанная с утратой моей любимой жены Сесилии, по-прежнему велика, но я понял, что выражать скорбь можно по-разному. Я избрал способ, который Сесилия, несомненно, одобрила бы: отбросил все свои прежние обиды и предрассудки и стал выстраивать отношения с Иви и Джейкобом. Мне стыдно и горько, что когда-то я считал их виновными в смерти жены. Я делаю все, что в моих силах, дабы возместить им годы, проведенные без отца.
На это меня подвигло время, проведенное с твоим удивительным сыном Джайдипом, за что я вечно благодарен вам обоим. Джайдип помог мне встать на путь просветления, а это, в свою очередь, заставило меня произвести переоценку своих взглядов. Арбааз, как ни печально признаваться, но это укрепило мою решимость в вопросах, что тогда вбили клин между нами. И это же побуждает меня ныне возобновить наши контакты.
Поясню. Становясь ассасинами, мы усваиваем определенную философию. В отличие от тамплиеров, делящих население планеты на пастухов и овец, мы видим миллионы ярких пятнышек. Мы видим разумных существ, наделенных чувствами, и у каждого – свои способности и свои возможности трудиться на общее благо.
Во всяком случае, нам так нравится думать. Нынче меня не покидает вопрос: всегда ли мы следуем этой философии на практике? Обучение юных ассасинов начинается с ранних лет; мы вкладываем меч в их ручонки, едва они научатся ходить. Мы учим их ценностям, унаследованным от прежних поколений. Мы лепим из них людей, склонных к определенным предубеждениям и дискриминации. Но прежде всего, в нашем конкретном случае, мы растим из наших детей убийц.
