«Нет, довольно, – подумал Обри, занимая свое место на трибуне. – Сегодня я не вспоминаю ни про какого Фредди. Сегодня Фредди для меня не существует». Желая оборвать поток докучливых мыслей о работе, Обри принялся подбадривать свою команду. Он – один из зрителей, и только. Все заботы пусть убираются прочь.
Но как ни старался Обри, быть просто зрителем у него не получалось. Мысли снова вернулись к Абберлайну и «грязным делишкам на строительстве подземки», как называл их Фредди. Обнаружив мертвого телохранителя, оба задались вопросом, кто забил его насмерть.
– Кто-то из подручных Каваны, – предположил Фредди, и Обри был вынужден с ним согласиться.
Он тоже чувствовал: Кавана и компания занимались не только строительством подземки. Прикрываясь им, они проворачивали какие-то неблаговидные дела. Да только ли они? Аристократы, промышленники, политики – все были не прочь на чем-нибудь нажиться. А что касалось нарушения законов… это мелочи, когда у тебя есть власть и влияние, чтобы расправляться с теми, кто тебе мешает.
«Черт побери, до чего же я докатился?» – подумал Обри. Он начал думать, как Фредди. Распутывание клубка захватило и его.
Похоже, они знают. Так говорил ему Абберлайн. Если убийство телохранителя – дело рук Каваны и компании, тогда они должны знать, что Бхарат Сингх и есть тот кладбищенский герой.
– А им не все равно, он это или не он? – спросил тогда Обри.
– Может, и все равно. Кто знает, – ответил ему Абберлайн.
На состояние, в каком сейчас пребывал Обри, влияло несколько факторов: его мысли, выпитое пиво, обилие зрителей и то, что он устроил себе самовольный выходной. Он решил, что никому до него нет дела и никто его не хватится. Словом, Обри утратил бдительность и не заметил троих мужчин, протолкнувшихся к трибуне, на которой расположился полицейский. Сидячих мест уже не было, и потому все трое встали, привалившись спиной к забору, надвинув на глаза шляпы-котелки и скрестив руки на груди. Классическая поза для тех, кому нежелательно чужое внимание.
Но смотрели эти трое отнюдь не на поле. Их взгляд застыл на Обри Шоу.
41
Последним узником «Тьмы» был Джайдип Мир, проведший там несколько недель. Почти три года комнаты подземелья пустовали, но их все равно требовалось содержать в порядке. Поэтому Аджай и Кулприт, действуя с точностью часового механизма, постоянно спускались в подземелье, чтобы его подмести и проветрить. И тогда сырая мгла ненадолго отступала, теснимая свежим воздухом.
Аджай уподоблялся часам еще в одном. Словно заведенный, он постоянно запирал Кулприт в подземных комнатах, считая это остроумной шуткой.
Вот и сейчас он бочком выбрался из комнаты, где Кулприт мела пол, и щелкнул замком. Но на этот раз Аджай не остался по другую сторону двери, отпуская насмешки в адрес рассерженной напарницы. Судя по шагам, он покинул коридор и выбрался наверх.
Кулприт устало опустила плечи, обреченная на утомительное безделье, да еще и в темноте. Интересно, надоест ли когда-нибудь Аджаю эта нелепая детская забава? Похоже, что нет. Он так и останется вечным мальчишкой. Возможно, он был немного влюблен в Кулприт, хотя и знал, что она замужем и у нее растет маленький сын. По мнению этой женщины, сочетание легкой влюбленности и склонности к дурацким шуткам делало мужчину редкостным занудой.
Устав ждать, Кулприт прильнула к смотровому отверстию.
– Аджай, довольно! – крикнула она, ругая себя за потерю бдительности.
В коридоре было тихо. Аджай ушел. Кулприт мысленно бормотала проклятия. Оставалось надеяться, что сегодня его шутка не затянется. Однажды этот великовозрастный ребенок запер ее на целых полчаса. Хвала небесам, с тех пор она всегда клала в карман свечу.
– Аджай! – снова крикнула Кулприт.
Ответом ей было глухое эхо, порожденное сырыми каменными стенами. Кулприт забарабанила в дверь. Звук унесся в темноту.
– Аджай, это не смешно. Хватит дурака валять. Открывай!
Однако в подземелье по-прежнему было тихо. Кулприт поймала себя на мысли, что не слышит вообще никаких звуков. Аджай вовсе не был любителем тишины. Даже поднявшись наверх, он продолжал бы отпускать шуточки, чтобы ее позлить. Когда она в последний раз слышала другие звуки, помимо собственного голоса? Так можно потерять всякое представление о времени.
Звук, раздавшийся снаружи, заставил Кулприт подпрыгнуть.
– Аджай! – сердито выкрикнула она.
Запястье ее правой руки напряглось само собой, придя в состояние готовности.
В смотровом отверстии появилась ухмыляющаяся физиономия Аджая.
– В этот раз я здорово тебя напугал, – хвастливо заявил хранитель «Тьмы». – Ты ведь уже подумала, что они пробрались сюда и вот-вот расправятся с нами.
Такая мысль у нее тоже мелькала. Ничего не говоря Аджаю, Кулприт поднесла руку к глазку с таким расчетом, чтобы лезвие клинка, когда оно выскользнет наружу, оцарапало шутнику ноздрю.
Среди ассасинов индийского братства Кулприт славилась не только виртуозным владением мечом. Столь же виртуозно она владела и скрытым клинком, умея точно определять расстояние удара. Это умение не подвело ее и сейчас.
– Впечатляюще, – заявил Аджай, голос которого обрел некоторую гнусавость.
Острие лезвия пригвоздило его к месту. Аджай знал: малейшее движение, и клинок располосует ему ноздрю. А клинок Кулприт всегда был острым. Она не уставала смазывать свое оружие и настраивать точно по руке.
– Мой клинок, Аджай, никогда не застревает, – любила повторять Кулприт. – Не то что у некоторых, – добавляла она, укоризненно глядя на собрата.
Но сейчас Кулприт не торопилась убирать клинок.
– Давай ключи, – потребовала она.
Аджай подчинился. Выбравшись из комнаты, Кулприт сердито прошла мимо товарища и поспешила наверх. Аджай поплелся следом. Они заперли дверь в подземелье и собрались уходить. Кулприт подчеркнуто не замечала Аджая, зная: для него это наказание хуже, чем клинок возле носа.
Как всегда по вечерам, Кулприт поставила свой меч с плоским лезвием в оружейную стойку и, поцеловав пальцы, дотронулась до тонкой индийской стали. Потом двое ассасинов вышли и заперли входную дверь.
Наступил вечер. Как всегда в это время, на улице было людно. Ни Аджай, ни Кулприт не заметили, что кое-кто дожидался их появления и теперь двинулся следом.
42
«Какой сегодня замечательный день», – думал Обри, вместе с тысячами зрителей покидая стадион «Лордс». Если не кривить душой, ему сегодня было весело. Настолько весело, что он решил купить у ближайшей цветочницы букет, принести жене и сказать, как он любит свою Марджори. Веселье заставило Обри забыть об индийских парнях, выделывающих акробатические трюки, и о людях в длиннополых плащах, исчезающих неведомо куда. Веселье сделало его беззаботным, и потому он не замечал, что за ним по пятам следуют трое мужчин. Они шли, склонив головы и держа руки в карманах. Это была классическая манера поведения для тех, кто старался выглядеть неприметным.
