В четверть первого эскортируемая шестью вооруженными людьми карета доставила Екатерину к дому Рене.
Тофана явилась четвертью часа ранее и, пристально взглянув на Рене, спросила:
– Вы уведомили ее величество, что я пожелала видеть графа Лоренцано прежде, чем ее?
Рене знал, что королева его не выдаст; твердо выдержав взгляд Тофаны, он с улыбкой промолвил:
– В ответ на этот вопрос, сударыня, повторю ваши собственные слова: нам ведь с вами суждено жить под одной кровлей, вследствие чего мне не хотелось бы сразу же оказаться зачисленным вами в число ваших врагов.
– Хорошо! – сказала Елена и, протянув парфюмеру руку, добавила: – Я не знаю, богаты ли вы, мэтр Рене, но если я найду в вас верного друга, то, поверьте, вы от моего пребывания в вашем доме лишь выиграете.
Чтобы гостья, навязанная ему королевой-матерью, ни в чем не нуждалась, Рене был вынужден временно переместиться на третий этаж, в кабинет, прилегавший к лаборатории, так что в распоряжении Тофаны и ее оруженосца оказался весь второй этаж.
Подобное ниспровержение привычного образа жизни, конечно же, не могло привести парфюмера в восторг, но если он и был чем-то недоволен, то ничем этого не показывал.
Королева сомневалась в его талантах… в определенной области. Прослышав про репутацию этой современной Локусты
[8], Екатерина решила его от себя отдалить.
Недовольства таким решением королевы-матери он не выказал, но про себя подумал, что, если сицилийские яды окажутся ничуть не лучше ядов флорентийских, в будущем он станет брать с Екатерины за свой товар в десять раз большую цену.
Проводив королеву на второй этаж, Рене почтительно удалился, оставив ее наедине с Тофаной.
Несмотря на свои пятьдесят два года, Екатерина Медичи была еще довольно красива, а траурный костюм, который она не меняла со дня смерти своего супруга, короля Генриха II, был ей весьма к лицу.
Слегка кивнув подобострастно преклонившейся перед ней Тофане, она опустилась в большое кресло.
Несколько минут женщины провели в молчании, лишь украдкой поглядывая друг на друга.
– Вы сицилийка, полагаю? – спросила наконец королева, и в голосе ее прозвучали былые звонкие интонации.
– Да, госпожа, – ответила Тофана, – я родилась в Неаполе.
– Сколько вам лет?
– В сентябре исполнится сорок один.
– Ваши родители живы?
– Нет, госпожа. Моя мать еще недавно была жива, но три года тому назад она умерла… умерла не своей смертью.
– Как так?
– Ее убили.
– Убили!
– Как прежде убили и отца моего, и брата. Чтобы наказать их…
– Но за что?
– За то, что они имели такую дочь и сестру!
Последние слова Тофана произнесла глухим голосом.
– В Италии, очевидно, вас ужасно ненавидят, – продолжала Екатерина.
Тофана гордо вскинула голову.
– Ну и пусть… За эту ненависть итальянцам воздается сторицей.
Королева улыбнулась.
– Да, – сказала она, – уж это-то мне известно.
На сей раз Великая Отравительница посмотрела прямо в глаза собеседнице.
– Мне следует воспринимать слова вашего величества как упрек?
– Нет! – живо возразила Екатерина. – Нет! Пожелав извлечь выгоду из… ваших знаний, я была бы слишком несправедлива, если бы упрекала вас за то, что вы…
– Само собой разумеется: каждый мстит как может. Но вы, кажется, обязаны вашим знаниям возможностью не только мстить, но и обогатиться…
– В обмен на смерть мне давали золото… много, очень много золота всего за несколько составленных мною капель. Какое мне было дело до жизни совсем не знакомых мне людей, которые, возможно, ненавидели меня, даже не зная меня лично?
– Но как вы приобрели эти знания?
– Это слишком долгая история, госпожа, которая возбудила бы во мне очень тяжелые воспоминания, поэтому если ваше величество позволят…
– Мы отложим ее до другого раза. Пусть будет так, пусть будет так!.. Вы знаете астрологию? Магию? Умеете читать судьбу человека по звездам и составлять гороскоп? Гадать по внутренностям известных животных, убитых в известные часы и при известных условиях?
Тофана отрицательно покачала головой.
– Нет, госпожа.
– Нет! – повторила Екатерина с некоторым изумлением. – Но ведь магия и астрология – тоже прекрасные науки. Косма Руджери, который меня им обучал, весьма в них сведущ.
– Я этого и не отрицаю, но…
– Но?.. Говорите, говорите откровенно! Вы не верите в оккультные науки?
– С позволения вашего величества скажу честно: я действительно верю лишь в то, что вижу… что мне показано, доказано… И так как до сих пор, несмотря на все проклятия, сыпавшиеся на меня, Господь Бог, этот каратель всех неправедников, ни разу не наказал меня за мои… грехи, то я не верю больше ни в Бога, ни в дьявола. Мы рождаемся с нашими наклонностями, нашими добрыми и злыми инстинктами, которые обстоятельства жизни либо развивают, либо же уничтожают. Мы творим добро или зло, поскольку находим в этом либо выгоду, либо удовольствие.
– А смерть? А загробная жизнь?
– Смерть? Что есть смерть, как не бесконечный сон? Загробная жизнь? Я убила – из мести либо по призванию – столько людей, что ими можно было бы населить целый город, но разве хоть одна из моих жертв встала из могилы, чтобы упрекнуть меня в преступлении? Ни единая! Поверьте, госпожа: небеса пусты, ад же существует лишь в воображении людей боязливых!
Екатерина Медичи покачала головой.
– Теперь я понимаю, – сказала она, – почему вы действуете так смело. Вы ни во что не верите!
Тофана важно поклонилась.
– Простите, госпожа, но я верю в радость, в гордость служить такой великой королеве, как вы.
– И в то, что эта королева осыплет вас золотом?
Тофана презрительно улыбнулась.
– У меня и так больше золота, чем мне необходимо, – ответила она.
– И тем не менее пусть вы ни во что и не верите, – продолжала Екатерина, и в голосе ее также появились высокомерные нотки, – вы ведь не станете, я полагаю, служить мне бескорыстно? Каким-то мотивом, согласившись приехать во Францию, в Париж, чтобы предоставить ваши таланты в мое распоряжение, вы ведь руководствовались?
– Да, госпожа, мотив у меня имеется, и очень серьезный. В Италии мне в последнее время стала грозить опасность, а здесь, в Париже, под вашей могущественной и благосклонной защитой, я надеюсь жить вполне спокойно.
