Она протянула графу руку, которую тот пожал без всякой злобы.
– Я на вас не сержусь, Елена, – сказал он. – Останетесь позавтракать со мной?
– Нет.
– Почему нет?
– Потому что сегодня настроение у меня хуже обычного. Не доказала ли я вам это, грубо отчитав вас из-за пустяка, мой бедный друг?
– Вам в Париже тоскливо?
– О, меня здесь угнетает не только тоска, но и предчувствие некой огромной катастрофы.
– Полноте!
– Да-да, и подобные опасения отнюдь не беспочвенны. Я ведь вам еще не рассказывала о том, что со мной приключилось под Греноблем, по пути из Флоренции в Париж?
– Нет, но обещали рассказать.
– Что ж, пусть тогда будет по-вашему: я позавтракаю с вами и за столом поведаю вам эту историю. Но что это за перстень на вашем пальце? Никогда его не видела.
– Подарок Луиджи Альбрицци.
– Великолепная вещица!
– Вы находите?
– Но… Вы вновь сочтете меня суровой, Лоренцано – хотя на сей раз моя суровость вполне безобидна, – но вам не кажется, что, нося эту жемчужину, вы теряете ваши природные перлы?
Граф принужденно улыбнулся.
– Да, представьте себе, что в последние дни я потерял два зуба… Решительно, не знаю, чему это приписать.
– Без боли?
– Без малейшей боли.
– Странно.
– Странно и крайне неприятно, так как мне всего тридцать пять лет.
– А в таком возрасте люди зубов определенно не теряют. Бедный Лоренцано! Признайтесь, что подобные потери могут стать большой помехой победам.
Шутя таким образом, Тофана проследовала за графом в столовую.
– Вижу, – промолвил граф, вновь вымучив улыбку, – что ваше дурное настроение не мешает вам шутить, Елена. Вот что значит оставаться молодой и красивой! У вас нет ни капли жалости к тому, кто стареет!
Тофана покачала головой.
– Вы тоже надо мной смеетесь, – сказала она, – и имеете на то полное право.
– Нет, клянусь честью, моя дорогая. Вы сегодня как никогда прекрасны! И хотите, дам вам совет, чтобы отогнать преследующую вас грусть. Во Франции, под крылом королевы-матери, вы в полной безопасности, и сыновьям вашим ничто здесь не грозит. Заведите любовника; это вас развлечет.
В глазах сицилийки зажегся, но тут же погас какой-то странный огонь.
– Любовника! – повторила она. – Я давно покончила с любовью. И единственный человек, который повстречался мне в последнее время, и чье сердце я хотела бы завоевать, единственный, рядом с кем мое сердце билось быстрее обычного, уже, должно быть, не жилец на этом свете.
– Ого! И кто же этот человек?
– Его звали Филипп де Гастин.
– Филипп де Гастин? Зять барона Робера де Ла Мюра?
– Да!
– Действительно, моя бедная Елена, если это тот, на ком вы остановили свой выбор, вам не остается ничего другого, как выбросить его из головы.
– А, так вы слышали…
– О последнем подвиге барона дез Адре в замке Ла Мюр? Да при дворе только об этом и судачат!
– Но что сотворил барон дез Адре?
– Что сотворил! Да застав врасплох барона де Ла Мюра и его гостей прямо посреди свадебной вечеринки, он, по своему обыкновению, отдал женщин и девушек в руки своих солдат, а мужчин, больших и маленьких, молодых и пожилых, одного за другим заставил прыгать с верхней платформы донжона, после чего разграбил и предал огню замок! Вы не ошиблись, моя дорогая: как и имение Ла Мюра, Филипп де Гастин, его тесть и супруга, все его родные и друзья, превратились в золу… в пыль!
Тофаны вздрогнула от ужаса.
– Этот барон дез Адре – негодяй, каких мало! – воскликнула она. – Но король… Екатерина Медичи… принцы… что они говорят об этом новом преступлении сеньора де Бомона?
– А что они могут сказать? Похоже, барон де Ла Мюр нанес дез Адре оскорбление, и тот лишь отомстил.
– Трусливо убив более двухсот человек?
– За свою жизнь дез Адре убил множество гугенотов, а король и королева гугенотов на дух не переносят.
– Но ведь барон де Ла Мюр и Филипп де Гастин не были гугенотами!
– Это так! Но они были врагами дез Адре! Неужели вы думаете, что король и королева-мать захотят лишиться столь верного слуги, который завтра еще может им пригодиться? Но откуда, Елена, об этом известно вам? Неужели вы были…
– Да, я была в замке Ла Мюр, где просила гостеприимства, в ту самую минуту, когда туда ворвался дез Адре со своими разбойниками.
– И он вас отпустил? В таком случае вам чрезвычайно повезло.
– Я предъявила ему охранную грамоту, подписанную госпожой Екатериной Медичи.
– И, отвесив вам поклон, дез Адре позволил вам уйти? Вот видите! Его сердце еще не совсем очерствело. Он уважает красоту и могущество… Но вы говорили, что в окрестностях Гренобля – вероятно, уже после вашего визита в Ла Мюр, – с вами случилось некое происшествие, о котором у вас остались не самые лучшие воспоминания?
– Да. Слушайте.
По приказу хозяина слуги, сервировавшие стол, уже давно удалились, но из предосторожности, прежде чем Тофана начала свой рассказ, граф все же запер двери столовой.
Рассказ этот мы повторять не будем – читатель уже знает его содержание, так как присутствовал при встрече мнимой графини Гвидичелли с людьми, которым было известно не только ее настоящее имя, но и цель ее приезда во Францию…
Когда Тофана закончила, граф воскликнул, нахмурившись:
– Дьявол! Дело обстоит более серьезно, нежели я полагал. Кто эти люди, которые знают столь многое? Возможно, Елена, вам следует рассказать об этой встрече королеве-матери.
– Я и намеревалась, но затем подумала…
– Подумали?
– Вдруг, испугавшись того, что орудие ее ненависти, ее возмездия, стало известно, королева-мать решит отказаться от моих услуг?
– Действительно, она может отослать вас обратно в Италию.
– А я хочу остаться во Франции, в Париже.
– Рядом с вашими сыновьями! Это понятно. Кроме того, слова этих людей… этого человека, так как с вами говорил только один из них…
– Да, и я узнаю его голос из тысячи, уверяю вас.
– Слова этого человека весьма туманны. «Не пройдет и трех месяцев, – заявил он вам, – как ты убедишься, что мы не обманывали тебя, говоря, что знаем имена тех двух персон, которых ты собираешься убить в Париже!» Но имена этих двух персон он ведь не назвал?
– Их он мне сообщить отказался.
– Возможно, он и не знал их. Пытался вас запугать, только и всего. Очевидно одно: этот человек и его спутники будут не из числа ваших друзей.
