То была трогательная сцена. В полном соответствии с расчетами Жана Крепи, в тот самый момент, когда завершилось действие снотворного, которым он пичкал все эти дни девушку, мадемуазель Бланш открыла глаза.
В изножье ее кровати сидел пожилой доктор, в изголовье, на коленях, стоял Альбер Брион, чуть поодаль держались Жером, его жена и дочери. И Тартаро.
Жители Вифании, когда Иисус, приказав отвалить камень гробницы брата Марфы и Марии, воскликнул: «Лазарь, выходи!», испытали меньшее потрясение при виде восставшего с каменного ложа мертвеца, чем маленький паж, его отец, мать, сестры и гасконец-солдат, когда девушка обвела их рассеянным, ничего не понимающим взглядом.
Тем не менее ни один из них даже не пошевелился. С тревогой они ждали, когда к Бланш де Ла Мюр вернется память, а вместе с ней и способность соображать.
– Где я? – прошептала она наконец.
– В нашем доме, мадемуазель, – шепотом ответил Жером.
– В доме моего отца, – тем же тоном сказал Альбер.
Бланш посмотрела на пажа с выражением несказанного удивления и радости. К ней начинала возвращаться память.
– Альбер! – произнесла она. – Так ты не…
– Нет, мадемуазель; Господь пощадил меня для того, чтобы я мог спасти вас.
– Спасти меня! Спасти меня!
С минуту она молчала, обхватив голову руками, – пыталась собраться с мыслями. Вдруг она все вспомнила.
– Ах! – воскликнула она. – Но Филипп, мой муж? Мой отец? Матушка? Братья?
И она обвела взглядом все сборище, ожидая ответа.
Потупив глаза, все молчали. То был их ответ.
Она прошептала, наклонившись к Альберу:
– Как? Все?
– Мужайтесь, госпожа, – пробормотал паж.
Она вздрогнула, но голосом твердым произнесла:
– Я буду мужественной. Расскажи мне, что случилось. Все, что случилось.
На лице Альбера отразилась нерешительность.
Но Жан Крепи, внимательно посмотрев на девушку, промолвил:
– Расскажи, малыш.
Альбер поведал все, что знал, а Тартаро дополнил его рассказ. Сводился он к тому, что ни паж, ни солдат не были свидетелями смерти барона де Ла Мюра и его сыновей, ни кончины Филиппа де Гастина. Альбер видел лишь труп баронессы – в праздничном зале, среди двух дюжин других.
Но сомневаться не приходилось: супруг Бланш, ее отец и братья вынуждены были, наряду с другими вельможами и солдатами, спрыгнуть с платформы донжона в овраг. Овраг, засыпанный теперь дымящимися руинами замка.
Бланш де Ла Мюр выслушала пажа и солдата, ни разу не прервав.
Когда они закончили, когда рассказали, как спасли ее от верной смерти, она промолвила:
– Спасибо.
И тут же с горечью добавила:
– Но, возможно, было бы лучше, если бы вы позволили моему праху смешаться с прахом тех, кого я любила. Что будет со мной теперь, когда я одна во всем мире?
– Тот, у кого столько преданных друзей, моя прекрасная госпожа, – возразил Жан Крепи, – не должен полагать, что он один во всем мире. Да, мы люди бедные, но и бедняки иногда стоят больше богачей! И это – еще не считая любезного Альбера и отважного господина Тартаро, которым вы стольким обязаны и которым ничего от вас не нужно, нашей славной Женевьевы, ее дочерей Антуанетты и Луизон и ее мужа Жерома, которые вас холили и лелеяли. Полноте! Господь вас спас. Кто знает, какое будущее он вам уготовил?
– Будущее! – повторила Бланш с ожесточением. – Какое будущее может уготовить Господь дочери, сестре, жене, которой он не оставил даже могил отца, матери, братьев, мужа, где она бы могла помолиться?
– Помолиться можно везде! – ответил старик. – Вот, послушайте…
И, упав на колени посреди комнаты, он сказал:
– Отче наш, мы взываем к Тебе во имя упокоения душ наших дорогих господ и сеньоров, господина барона и госпожи баронессы де Ла Мюр, их достойных сыновей, господ Этьена и Поля, отважного графа де Филиппа де Гастина, и, мой Бог, мы благодарим Тебя за то, что сохранил нам хоть одно счастье посреди стольких бед! Благодаря Тебе эта прекрасная мадемуазель Бланш, этот милый Альбер Брион, этот бравый господин Тартаро все еще живы! Ты праведен, Отче наш, и мы благодарим Тебя за это!
Дядюшка Жером, его жена, дочери, Альбер и даже Тартаро, склонив головы, присоединились к этой молитве Жана Крепи. Душераздирающие рыдания раздались вслед за последним ее словом. То рыдала Бланш де Ла Мюр.
– Она плачет, – шепнул костоправ на ухо Альберу, – чего я и хотел добиться. Теперь я отвечаю за все!
Глава XIII. Как Жан Крепи закончил свое лечение и как Тартаро, собираясь в дорогу, предпочел двадцать пистолей, которые ему ссужали, ста экю, которые ему давали даром
Да, Бланш выздоровела. Вместе с жизнью к ней день за днем возвращались силы, но она оставалась мрачной и печальной, и все попытки вывести ее из этого состояния были напрасными.
Добрая и нежная, она была признательна окружающим за все то, что они для нее сделали и продолжали делать, но тщетно они старались заставить ее позабыть о свалившемся на нее горе; за те три недели, что прошли с тех пор, как мадемуазель де Ла Мюр узнала, что смерть обошла ее стороной лишь для того, чтобы оставить сиротой и вдовой, она не произнесла и десяти слов.
Тартаро, Альбер и родные молодого пажа пребывали в отчаянии; один лишь Жан Крепи не терял присутствия духа.
– Оставьте, оставьте, – говорил он, – все проходит – и печаль, и радость. Со временем душа мадемуазель излечится, как уже излечилось ее тело.
Бланш начала вставать, ходить. Однажды утром она спросила у доктора, достаточно ли она уже сильна для того, чтобы выходить из дома.
– Куда вы хотите пойти, мадемуазель?
Она смерила его пристальным взглядом.
– Вы еще спрашиваете?
– Так вы желаете?.. Боюсь, там вас ждет унылое зрелище. И потом, подумайте: вас никто не должен видеть. Если барон дез Адре узнает, что вы живы…
– Барон дез Адре! – повторила Бланш дрожащим голосом.
И, немного помолчав, добавила:
– Что ж, я выйду вечером, с вуалью на лице.
– В добрый час! Вечером мы с Тартаро проводим вас, моя дорогая, туда, куда вы хотите сходить.
А сходить она хотела на руины замка Ла Мюр.
С наступлением темноты, верный своему обещанию, Жан Крепи явился в Лесной домик – так в этих краях звали хижину Жерома Бриона, – чтобы сопровождать Бланш в ее благой прогулке.
С тех пор как жизнь девушки оказалась вне опасности, старый костоправ вернулся к своим обычным занятиям, вновь начав навещать деревенских больных и бродить по соседним полям и лесам. Дважды в день, утром и вечером, он заходил к Бриону – осведомиться о самочувствии мадемуазель Бланш.
