Тем временем свечи Тофаны распространяли по комнате неощутимый для обоняния, но вполне реальный аромат; он тотчас же вступил в контакт с тем, что был вызван сгоранием alexipharmaque, или противоядия, и рассеялся, тогда как – удивительный феномен! – восковые свечи зашипели, подобно тому, как шипит раскаленное докрасна и затем опущенное в холодную воду стальное лезвие.
Изумленная, Шарлотта обернулась. Шипение закончилось. Враг был повержен. Зло уничтожено. Она медленно разделась. Мысли путались: к смутным опасениям примешивались приятные надежды. Последние взяли верх.
Она легла в кровать, задула свечи и, с улыбкой на устах, уснула.
На следующее утро, не в силах дождаться новостей от какого-нибудь слуги или пажа, Екатерина Медичи спустилась в сад прежде обычного. Она не пробыла там и пяти минут, как заметила вдали двух женщин, которые – еще более ранние пташки! – прогуливались, оживленно болтая, по тенистой аллее.
Что это были за женщины? Екатерина подошла ближе и, непроизвольно, вскрикнула от удивления, узнав мадемуазелей Жанну де Бомон и Шарлотту де Солерн.
Глава X. Тартаро желает любой ценой предстать перед маркизом Альбрицци
Мы оставили Тартаро вечером 28 июня, направлявшимся на осле в Париж, после того как он мастерским ударом дубины избавился от компании, что была ему навязана одним из достойных представителей шайки Остатков дьявола.
Льёрсен от Парижа отделяют семь льё. Приличный перегон для лошади, не говоря уж об осле.
Вот почему, въехав в Париж через ворота Святого Антония, господин Коко, осел Тартаро, не скрывал своей крайней усталости. Поняв намек и будучи того мнения, что не следует требовать от животного большего, чем оно может вам дать, наш гасконец оставил господина Коко на одном из постоялых дворов предместья – отдыхать, после чего, осведомившись с горем пополам о месте, где находился особняк д'Аджасета, быстрым шагом двинулся в указанном направлении.
Парижа Тартаро не знал, но был решительно настроен к вечеру достичь своей цели. Ему сказали, что, по всей видимости, дом д'Аджасета располагается где-то в районе Монмартра и улицы Сент-Оноре. Это было так неопределенно!
Но по пути он еще несколько раз справлялся о местоположении вышеуказанного дома, и в конце концов ему повезло. Четвертая остановленная гасконцем персона клятвенно заверила его, что он обнаружит данный особняк на улице Старых Августинцев, которая, в свою очередь, находится между Монмартром и улицей Плетри.
Эта самая персона – некий рабочий, бондарь по профессии – жила в тех же краях: на Кошачьей площади.
– Отведите меня на улицу Старых Августинцев, – сказал Тартаро, – я дам вам за это один экю.
– Идет! – ответил бондарь.
Минут через двадцать Тартаро стоял уже перед домом д'Аджасета. Перед домом… Это было уже кое-что. Оставалось как-то проникнуть внутрь. Шел двенадцатый час ночи, и дверь была заперта. Под каким предлогом постучаться в нее в столь поздний час?
Тартаро почти не сомневался, что маркиз Альбрицци, о котором ему рассказывал мэтр Дагоне и который проживал в этом доме – куда в одну из ближайших ночей намеревались нанести визит Остатки дьявола, – и был тем вельможей, что спас Филиппа де Гастина. Шансы на то, что он ошибался, были невелики, но они все же оставались. Но даже если допустить, что он прав, то, опять же, под каким предлогом в столь позднее время и, главное, в той крестьянской одежде, в которую он вырядился, потребовать аудиенции маркиза Альбрицци?
Так, размышляя над тем, как проникнуть внутрь, гасконец – уже пожалевший о том, что сделался мельником, – прохаживался взад-вперед по улице, напротив дома д'Аджасет, когда на помощь ему вновь пришел случай.
По приезде в Париж Скарпаньино, оруженосец маркиза, взял за привычку обходить перед сном окрестности дома д'Аджасета в сопровождении двух вооруженных людей, причем внутренним двором его дозор никогда не ограничивался – Скарпа с удовольствием выглядывал и наружу. То была отнюдь не лишняя мера предосторожности – Париж в те годы буквально кишел воришками и грабителями всех мастей.
Можно представить себе, как обрадовался Тартаро, когда дверь, с которой он не сводил глаз уже с добрую четверть часа, вдруг открылась… Руководствуясь лишь этой радостью, он бросился к оруженосцу, чей темный силуэт возник в освещенном луной дверном проеме.
– В чем дело? – воскликнул тот. – Что нужно от нас этому крестьянину?
– Сейчас узнаете! – ответил Тартаро. – Но прежде позвольте один вопрос. Я ведь не ошибся, и это действительно тот дом, в котором проживает итальянский сеньор, которого величают маркизом Альбрицци?
– Тебе какое до того дело, бездельник?
– Гм!.. А вы не очень-то вежливы, друг! Во-первых, никакой я не бездельник. А во-вторых, если бы мне не требовалось знать, здесь ли живет господин маркиз Альбрицци, я бы у вас этого не спрашивал.
– Ну что ж! Да, – ответил Скарпаньино, удивленный твердым тоном мнимого мельника, – маркиз Альбрицци действительно проживает в этом доме. И что из того?
– Вы находитесь у него в услужении?
– Так точно.
– Давно?
– Давно.
– Вы, наверное, его оруженосец?
– Да, я его оруженосец.
– Что ж, господин оруженосец, тогда вы меня поймете, или я полный кретин, каковым я, между нами говоря, себя не считаю. Бррр!.. Мне нужно поговорить с вашим хозяином относительно…
– Относительно?
– Одной вещицы, которую он потерял полтора месяца назад в Ла Мюре, что неподалеку от Гренобля, и которую я ему привез. Понимаете?
Скарпаньино тотчас же посторонился, пропуская Тартаро внутрь, и сказал:
– Как я понимаю, вы – такой же крестьянин, как я – епископ.
– Пусть так! – промолвил гасконец. – Но, готов поспорить, когда-нибудь вы еще пожалеете, что обозвали меня бездельником.
– Я ведь уже попросил у вас за то прощения, товарищ.
– О, и я вас простил! Я – человек незлопамятный. То есть бываю и таким, но только с определенными людьми.
Заперев дверь и жестом спровадив своих людей, Скарпаньино наклонился к Тартаро:
– Так мне что, действительно следует разбудить хозяина? Так как он уже лег и, должно быть, спит.
– Да, вам действительно следует разбудить хозяина, – ответил гасконец. – Это того стоит. Разбудите господина маркиза, а заодно и его друга.
Оруженосец едва не подпрыгнул от изумления.
– Его друга? Какого друга?
– Вы и сами знаете, какого, так как он проживает в этом же доме.
– А! Но как зовут этого друга?
– Забыл, но, возможно, вспомню, когда его увижу.
Скарпаньино дружески ударил гасконца по плечу.
