Эта проблема может показаться наивной – и была бы таковой на самом деле, если бы заключалась в поиске элемента, общего для всего восточного мира и одновременно чуждого для всего Запада. Но это не так наивно, если говорить о поиске пределов одной культуры перед лицом дальнейшего развития более поздней культуры; о поиске вопросов и ответов на них, характерных для одной эпохи, и сравнении их с вопросами и ответами другой, следующей эпохи.
Во всяком случае, эта проблема была сформулирована группой американских ученых в книге «Интеллектуальное приключение древнего человека». Так что мы можем взять эту книгу в качестве отправной точки, точно так же как использовали ее название в названии настоящей главы.
Авторы пишут, что мысль Востока, по их словам, мифо-поэтична, а выражаясь другими словами, склонна к мифотворчеству. Сталкиваясь со Вселенной, человек Востока видит ее живой, наделенной разумом и волей, подобными его собственным. Поэтому космические события для него – столкновение различных воль, действие и ответ на него: короче говоря, миф. Разлив реки в этом году был ниже обычного? Река отказалась подниматься; она сердита за что-то на человека, ее необходимо умиротворить. Тучи над головой чернеют? Это гигантская птица закрыла небо своими крыльями. Не существует независимой логической мысли, нет никакого различия между наукой и мифом. Только Израиль взбунтовался против мифа; но в ответ он создал собственный миф о Боге, заключившем Завет с избранным народом. Только в греческие времена разум сумеет завоевать независимость.
У нас уже был случай обсудить некоторые пункты этого тезиса; взглянув еще раз на утверждение в целом, мы приходим к выводу, что оно не заслуживает всей той критики, которой подверглось в определенных кругах. Критики указывали, что развитие точных наук, таких как астрономия, математика и медицина, свидетельствует о несомненной способности к логическим рассуждениям; и это правда, поскольку налицо положительные научные результаты. Критики говорили также, что обожествлялись на Древнем Востоке скорее не сами стихии, а стоящие за ними силы: то есть был бог неба, а не бог Небо, речной бог, а не бог Река; это тоже отчасти верно. А вот еще одно возражение, по нашему мнению, гораздо менее существенно; мы считаем, что отсутствие метафизических и теологических трудов не означает, что эти науки не имели на Древнем Востоке широкого распространения. Трудно, нам кажется, предположить, что целый сектор интеллектуальной деятельности оказался полностью исключен из письменной традиции, так что до нас не дошло от него ни малейшего следа, – или что сама традиция, какой бы количественно неполной и обрывочной она ни была, должна при этом быть неполной качественно.
Мы считаем, что проблему надо ставить иначе, в соответствии с уже заявленными принципами. Представляется, что можно говорить о склонности восточного менталитета к мифотворчеству как общей его особенности, – если исключить израильскую и зороастрийскую мысль, которые в религиозной сфере, бесспорно, выступили против мифа. Но даже при этом исключении не стоит понимать мифотворчество как отказ от рациональной мысли, – скорее как включение ее в более высокую единую сущность. Человек Востока не лишен способности мыслить логично, но он не чувствует нужды выделять разум из единой сущности, рассматривать и использовать его как отдельное качество.
Когда миф переходит по наследству Греции, он не исчезает; напротив, он достигает высочайших вершин. Но параллельно с ним постепенно формируется философская мысль как независимый рациональный взгляд на Вселенную. Она, не будучи сама свободна от фантазии и мифа – разве Платон тому не лучший пример? – тем не менее достигает независимости в других моментах. Это происходит, с одной стороны, с постулированием принципов разумной упорядоченности Вселенной, а с другой – с развитием теории познания и логики, размышлений о природе мысли. Это нечто действительно новое по отношению к Древнему Востоку, где Сократовы концепты и Аристотелева логика не нашли бы понимания.
Таким образом, между Востоком и Западом нет никакой революции или пропасти; напротив, есть преемственность и непрерывность развития. Именно благодаря этой непрерывности в какой-то момент на Западе появляются новые элементы: это греческая философия и многочисленные аспекты концепции Вселенной, принадлежащие этой философии или связанные с ней.
К моменту расцвета греческой цивилизации у Ближнего Востока за плечами – тысячи лет истории. Это культурное наследие, где даже научные знания выкристаллизованы в форме освященной веками традиции. У Ближнего Востока не осталось ни сил, ни желания ломать эти застывшие формы. Но греки, принимая результат многовекового культурного развития, не чувствовали себя связанными формой, в которой был заключен этот результат и в которой сами греки, как пришельцы извне, не видели никакого смысла. Они взяли элементы, но отбросили связывающие их узы. Благодаря этому они смогли пойти дальше и создать цивилизацию, в которой древние достижения дополнились новыми материалами и новым духом. Это и есть «чудо, имя которому Греция». Возможно, никто не выразил его проще и точнее, чем кто-то из последователей Платона в диалоге «Эпиномис»: «Все, что эллины перенимали от варваров, они всегда доводили до совершенства».
