Том и Блодвин повернулись, чтобы увидеть, что же привлекло внимание жеребенка.
– Что это ты делаешь? – требовательно спросила Блодвин.
Ирэн с удовлетворением отметила, что голос Блодвин был таким же плотным и грубым, как и ее тело, хотя и отличался истинно аристократическим акцентом. Она ответила высокомерно, как только смогла:
– Я что делаю? Это вы бьете двухлетнего жеребца хлыстом.
Том ослабил корду и стоял, тяжело дыша.
– Ирэн, – начал он, – не стоит говорить так с мисс Блодвин…
Осмелев от того, как чудесным образом удалось привлечь внимание Инира, Ирэн приподняла подбородок:
– Мисс Блодвин стоит прекратить бить жеребца хлыстом.
На этом можно было остановиться. Но Ирэн, хотя и знала о лошадях немного, понимала, что нужно воспользоваться подвернувшейся возможностью.
Пока Блодвин стояла, раскрыв рот, Ирэн спокойной, уверенной походкой подошла к коню. Он был почти таким же высоким, как Арамис, – головой она доставала ему только до холки. Когда Ирэн приблизилась, Инир уронил голову и уткнулся носом в ее одетую в перчатку руку.
– Вот видите, – сказала девушка, бросая на Блодвин лукавый взгляд из-под ресниц. И с удовольствием отметила, что ее собственные ресницы в два раза гуще. – Вот так нужно вести себя с чутким животным.
– Чутким! – вспыхнула Блодвин.
При звуке ее голоса Инир отступил назад, тряся головой и закатывая глаза, ударился коленями о дверцу стойла и снова начал дрожать.
Ирэн не была наездницей, но в этот момент Инир не был конем. Он был чем-то гораздо бóльшим.
Она повернулась к объездчику и протянула руку в кружевной перчатке. Том, избегая смотреть на хозяйку, без сопротивления отдал ей корду. Не глядя на Блодвин, слушая только себя, Ирэн повела жеребенка из конюшни к воротам загона. Они вышли бок о бок и какое-то время прогуливались вдоль линии ограждения. Мягкие туфли Ирэн утопали в траве. Инир шел рядом, осторожно ставя широкие копыта возле ее ног. Дрожь жеребца, как только он вышел из конюшни, почти прошла. Ирэн положила руку ему на шею, не заботясь о том, что перчатка испачкается. Только когда Инир начал успокаиваться, она уговорила его опустить голову, чтобы можно было отстегнуть корду. Потом, отступив в сторону, смотрела, как он бегает по загону круг за кругом, грациозно кивая в ее сторону.
Покидая загон, Ирэн озаботилась тем, чтобы закрыть ворота. Блодвин стояла в дверях конюшни, щелкая хлыстом и раздраженно глядя на нее.
– Да как ты смеешь! – рявкнула она. – Я расскажу об этом папеньке, даю слово!
– Ясно, что с шайрским жеребцом вам не совладать, – сказала Ирэн. Сама она никогда не пробовала этого сделать, но не собиралась делиться своим секретом с Блодвин. – Об этом вы ему скажете? Быть может, ваш папенька смог бы найти для вас пони? Кого-то, с кем бы вы справились, с более мягким нравом.
Она ушла не оглядываясь, но слышала, как Блодвин, брызжа слюной, что-то возмущенно говорит Тому. Она торопилась убраться прочь. Ирэн сама до конца не понимала, что только что произошло, но лицезреть то, как щеки Блодвин полыхают от стыда, доставило ей невероятное удовольствие. Выйдя на дорогу, она заметила, как в лесном полумраке сверкнул черно-рыжий хвост, и, улыбаясь, бросила взгляд в ту сторону. Он был там, помогая действовать ее магии, подпитывая ее силу. Он следовал за Ирэн, то прячась, то снова выныривая из-за деревьев, пока ей не пришлось повернуть на дорогу, ведущую в Тенби.
6
В должный час снова наступил Мабон, и к этому времени руки Ирэн стали даже нежнее и чище, чем отцовские. Кожа у нее вновь приобрела детскую бледность, а волосы благодаря частому расчесыванию превратились в гриву черных кудрей. Летом она ела так мало, что ее талия была тонкой, как никогда.
Урсула тоже исхудала, но в ее случае привлекательности это не прибавило. На ее шее и руках выступали жилы, а щеки впали. Раз или два Ирэн ощутила неприятный укол сочувствия к матери, но устояла против него.
За час до полуночи они спустились в подвал – единственное, что они теперь делали вместе со дня рождения Ирэн. Урсула разложила травы, а Ирэн окропила все соленой водой. Урсула зажгла свечу и раскрыла камень.
Празднование прошло как обычно, за исключением того, что, пока Урсула напевала молитвы, живот Ирэн скрутило от боли. В конце, когда Урсула простерла руки над камнем и произнесла особую молитву, Ирэн стояла рядом с ней, склонившись над кристаллом, чтобы лучше видеть. Появился Себастьен, наполовину окутанный облаком дыма. У него на коленях лежала арфа, а вокруг собрались люди.
– Он играет, – вздохнула Урсула. – Хотела бы я это услышать.
Белые руки Ирэн взмыли вверх словно по собственной воле и мягко оттолкнули обветренные руки Урсулы. Она не собиралась этого делать, а когда простерла руки над кристаллом, как это сделала мать, боль распространилась по всему телу и обострилась так, что все внутри болело и горело. Ирэн закрыла глаза, чувствуя, как вместе с кровью по ней растекается жар, как он исходит от костей, от кончиков пальцев.
Когда послышалась мелодия – тонкие, призрачные отзвуки музыки, которую, должно быть, играл Себастьен, – Урсула охнула и пошатнулась, отчего платок соскользнул у нее с головы и упал на холодный пол.
Открыв глаза, Ирэн увидела полусогнутую мать. Руки ее все еще были вытянуты, как будто она забыла опустить их, рот приоткрыт от удивления. Обе прислушивались, напрягая слух, чтобы расслышать нить мелодии. Когда она закончилась и Ирэн убрала руки, изображение в кристалле на мгновение замерцало, словно кто-то коснулся пальцем зеркальной водной глади, и исчезло.
Урсула подняла глаза с припухшими веками на дочь.
– Твоя сила, – хриплым голосом произнесла она.
Ирэн стояла выпрямившись. Ее тело было охвачено пламенем силы.
– Да!
– С каких пор?
– С моего дня рождения.
– Ты мне не говорила.
– Нет.
– Но почему?
– Мне казалось, ты не будешь этому рада, маман.
– Не буду рада?! Часть моего долга, часть смысла моего существования – передать колдовское мастерство! Я думала, может…
– Может, я не унаследовала его, – перебила ее Ирэн и усмехнулась. – Но это не так. Я думаю, мое время пришло.
С чувством, которое Ирэн поначалу неверно истолковала как смирение, Урсула произнесла:
– Похоже на то.
Она отошла от кристалла и нагнулась, чтобы поднять оброненный платок. Снова надев его на голову, она кивнула в сторону камня:
– Выясним это?
* * *
Когда они поднялись из подвала, ночь уже прошла. На востоке начали исчезать звезды, ветер нес с собой осенний холодок. Они уже стояли на пороге, когда Ирэн заметила желтые лисьи глаза, неотрывно следящие за ней с опушки леса на другой стороне дороги, и попыталась осторожно привлечь внимание Урсулы.
