– Я теперь ведьма? – спросила Нанетт, когда все уселись.
– Ты всегда была ею, – ответила Анн-Мари. – Но теперь ты посвящена в колдовство.
– Тебе нужно многому научиться, – напомнила Луизетт.
– Мы научим тебя тому, что умеем сами, – уточнила Изабель, что заставило Нанетт приподнять брови.
Флеретт разливала в кружки и подносила каждой теплое молоко. За столом повисло напряженное молчание. Когда стало ясно, что никто не берется пояснить то, о чем сказала Изабель, Нанетт снова заговорила:
– Что это значит? Разве бабушка не научила вас колдовству?
– Она научила нас трем составляющим, – ответила Флоранс, – лекарственным травам, зельям и заклинаниям. Заклинания нам сейчас не под силу. Мы обладаем только меньшими способностями.
– Я думала, этот дар передается от матери к дочери.
– Так и должно быть, – подтвердила Луизетт. – Но у нашей матери был единственный дар – плодить дочерей.
Она выглядела раздраженной, но Нанетт понимала: это из-за того, что сестра расстроена.
– У Анн-Мари есть небольшой дар к чарам, поэтому ее мыло так хорошо продается на рынке. Флеретт разбирается в лекарственных травах: какие помогают уснуть, а какие облегчают боль в спине.
– А мне иногда снятся вещие сны, – заметила Изабель.
– Разве все это не часть колдовства?
– Oui, oui…
[15] – Широкие ладони Луизетт обхватили чашку. – Но ни у кого из нас нет той силы, что была у Урсулы. У Флоранс и у меня совершенно ничего нет. Кристалл не реагирует на нас. Мы не можем произносить заклинания.
– А вы пробовали? – с наивностью четырнадцатилетней девочки спросила Нанетт.
Взоры всех присутствующих обратились к ней, и на их лицах она прочла горькую правду. Они пробовали – и неоднократно. Они совершили все ритуальные действия, свидетельницей которых она только что была. Они следовали по пути, намеченному бабушкой, как только могли. Атмосферу в кухне омрачило чувство глубокого разочарования, отразившегося в темных глазах сестер.
– Почему тогда вы продолжаете этим заниматься? – спросила Нанетт.
– Это наше наследство, – ответила Анн-Мари. – По праву рождения.
Изабель вздохнула:
– Мы думали, с тобой будет по-другому.
– Ты была нашей последней надеждой, – сказала Анн-Мари.
– Да, – согласилась Луизетт. – Но теперь наш род угаснет. Как иначе, у нас же только сыновья. Если и у тебя нет дара…
Ее глубокий голос надломился, и это доказательство эмоционального переживания потрясло Нанетт больше, чем все остальное.
– Вы надеялись, что кристалл отреагирует на меня.
Никто не ответил, но она поняла, что так и было. Они старались сделать все правильно: дождались нужного момента, сказали необходимые слова – все согласно традициям. Они были разочарованы в ней, и, как только Нанетт это осознала, трепет от первого проведенного в храме ритуала бесследно исчез.
Шли годы, сестры были непреклонны. Они праздновали все саббаты, пели, воздавали хвалу и иногда возносили мольбы Богине-матери. Анн-Мари освящала кусочки мыла, которое делала в кадке в сарае для стирки. Флеретт каждый сезон перечитывала гримуар от корки до корки в поисках рецептов на основе лекарственных трав, которые она хранила в разукрашенных баночках в кладовой. Но, несмотря на последнюю надежду, которую возлагали на Нанетт, кристалл оставался темным и безжизненным.
Однажды, это было после одного из малых саббатов, Флоранс сказала:
– Это наше наказание.
Ее сестра-близнец охнула, но Анн-Мари покачала головой:
– Я не верю в это.
Флоранс цокнула языком:
– Мы оставили ее там. Просто… закопали в землю без надлежащих ритуалов, которые бы облегчили ей путь.
– Она бы хотела, чтобы мы поступили именно так! – огрызнулась Луизетт. – Мы ничего не могли поделать.
– Да и от наших ритуалов толку мало, – заметила Изабель.
Возражать ей никто не стал.
* * *
Несмотря на запреты мужчин и угрозу в лице охотника на ведьм, сестры еще раз собрались вокруг алтаря в своем храме. Раскрыв магический кристалл Урсулы, они, по обыкновению, начали приготовления, но в воздухе чувствовалась тяжесть, а в их поведении – безысходность. У Флеретт глаза были на мокром месте. Флоранс стояла рядом с ней, как будто боялась, что сестра может не выдержать. Изабель водрузила напротив камня толстую белоснежную свечу, а Анн-Мари положила рядом приношение в виде засушенного чабреца и розмарина. Совершив окропление, Луизетт замерла, уставившись на темную поверхность камня с выражением лица настолько же твердым, как гранитные стены вокруг них. Остальные в ожидании начала обряда наблюдали за ней.
Затяжную ночную тишину нарушал лишь свист ветра на вершине горы. Нанетт вдыхала ароматы чабреца, розмарина и плавящегося воска свечи. Она закрыла глаза, успокоенная чувством привычности всего происходящего, защитой, которую давали стены пещеры, присутствием сестер, даже прочностью дремлющего кристалла в центре образованного ими круга. В этом уже была своеобразная магия, пришло ей в голову: в этом окружении, в этом ритуале, в их истории.
Луизетт по-прежнему молчала. Нанетт открыла глаза. Сестра продолжала неотрывно смотреть на камень, ее тонкие губы были плотно сжаты.
– Что-то не так? – прошептала Анн-Мари.
Луизетт покачала головой. Но не отрицательно, а как человек, который не может найти подходящих слов.
– Ты хочешь, чтобы кто-то из нас начал? – спросила Изабель.
Луизетт выдохнула и отбросила покрывало.
– Мы должны сделать что-то по-другому, – резко сказала она. – Что-то должно измениться, или для нас все потеряно.
– Богиня, помоги нам! – взмолилась Флеретт. Ее редко раздававшийся голосок казался лишь тонкой нитью, сотканной из звуков.
В это мгновение в животе Нанетт зародилось ощущение, напоминающее то, которое она испытывала в день, когда пошла первая кровь: болезненное и жгучее.
Внутри у нее все затрепетало. Ощущение вздымалось и усиливалось, заполняя собой грудную клетку, приливая жар к щекам и устремляясь прямо в мозг. Ее дыхание участилось, а руки непроизвольно потянулись к кристаллу. Одна из сестер предостерегающе вскрикнула, но другая тут же успокоила ее.
Нанетт шагнула вперед и опустила руки на гладкую поверхность кварца. Растопырив пальцы, она взглянула между них в глубину кристалла.
Сестры сомкнули круг плотнее, встав ближе, наклонившись вперед и прижавшись плечом друг к другу.
Нанетт не знала, откуда появлялись слова. Она слышала, как Луизетт, а иногда Анн-Мари читали молитвы почти четыре года. Она считала, что слова брались из гримуара, что они были записаны, но теперь…
