И вдруг, осторожно переворачивая страницы, она увидела слова, написанные рукой ее матери черными египетскими чернилами, хорошо просушенными. Леди Ирэн потрудилась для нее: перевела рецепт со старофранцузского языка на современный.
Там были четко перечислены ингредиенты и изложены шаги.
Возьмите три листа и два цветка мать-и-мачехи, а также дюйм корня, добавьте три дюйма хорошо высушенного корня любистка, цветы манжетки, три колоска коровяка и толченую веточку омелы. Перемешайте с кипяченой охлажденной водой и оставьте на алтаре, пока не взойдет утренняя звезда.
Сделайте Богине подношение из шалфея и трижды по три раза проговорите свою просьбу. Сироп можно смешать с вином или сидром и нужно выпить за один раз.
Список ингредиентов был длинным. У зеленщика нашелся бы шалфей, но не такие травы, как коровяк или манжетка. В сельской местности мать-и-мачеха росла повсюду, но можно ли найти ее в канавах Лондона?
Разум и сердце Морвен сражались между собой, и сердце возобладало. Она сделает это. Она должна это сделать!
Она пожертвовала столь многим. Разумеется, она могла бы приберечь Давида Селвина для себя. Какая польза от того, что она была потомком рода Оршьер, ведьмой, если не могла использовать свою силу? Это было ее право.
* * *
В ту ночь Морвен спала недолго и отправилась на поиски трав еще до того, как продавцы на Чепел-маркет подняли свои навесы. Она вышла в холодный осенний туман. Через руку у нее была переброшена корзинка, а в дамской сумочке, которая висела на талии, лежали деньги на хозяйственные нужды. Сначала Морвен отправилась в лавку аптекаря, где на полке нашла вознаграждение за свои усилия в виде баночки с небольшим количеством высушенного корня любистка – название было указано на этикетке.
Она понесла маленькую баночку к прилавку.
– Полагаю, у малыша колики? – поинтересовался аптекарь сочувствующим голосом.
Морвен чуть было не принялась испуганно отрицать все, но поняла, что он предположил, будто дома у нее ребенок.
– Да, – поспешно ответила она, подсчитывая монеты. – Но это должно помочь.
– Возвращайтесь, если нет. Поищем что-то другое, – сказал аптекарь.
Она поблагодарила его и продолжила свой путь. Миновав несколько улиц и очутившись в районе, который был ей незнаком, Морвен наткнулась на маленький, плохо освещенный магазинчик, в окне которого были развешаны пучки трав и стояли банки с сиропами и мазями. Это оказалась лавка китайской травницы, и хотя у Морвен возникли кое-какие трудности с тем, чтобы быть понятой, ей удалось найти и манжетку, и коровяк. Женщина, которая продала их, настолько плохо говорила по-английски, что, когда пришло время платить, Морвен просто протянула монеты на ладони и позволила травнице выбрать те, что она захочет. Цена оказалась удивительно низкой, и Морвен в душе поблагодарила ее за честность.
Теперь не хватало только омелы, но Морвен знала, где ее можно найти. Она вернулась в квартиру и поставила корзину на кухонный шкаф. А потом нашла ножницы, положила их в сумочку и, выйдя на улицу, направилась к конюшне, откуда еще до того, как она добралась до входа, раздалось приветственное ржание Инира.
В проходе между стойлами ее встретил конюх, лопоухий парень лет двенадцати.
– Этот огромный конь всякий раз знает, когда вы приходите, мисс. С чего бы это?
Морвен усмехнулась, выудила монетку из сумочки и вложила ему в руку.
– Это самый умный конь на всем белом свете, Джорджи. Только не говори никому!
Он засмеялся и подбросил монету, прежде чем сунуть ее в карман холщовых штанов.
На дальнем краю Риджентс-парка рос неровный ряд тополей, среди ветвей которых виднелись облака омелы. К тому времени, как Морвен с Иниром подъехали к парку, туман рассеялся. Им приходилось избегать пешеходов и всадников, чтобы добраться до деревьев. Морвен заставила Инира подойти к стволу одного из них очень близко. Держась одной рукой за ветку, она встала ему на спину и осторожно выпрямилась, держа ножницы в свободной руке. Некоторое время спустя, не обращая внимания на любопытные и даже возмущенные взгляды, она радостно возвращалась в Ислингтон со связкой омелы в руках.
Весь день Морвен занималась подготовкой: нашла новую свечу, вскипятила воду, нарезала и растолкла ингредиенты в соответствии с рецептом. В ожидании Яго она поставила на медленный огонь котелок с супом к ужину, сбегала к пекарю за свежей буханкой хлеба, а потом, казалось, сама закипая от нетерпения, бродила по квартире в ожидании ночи.
Морвен одолевали сомнения. Что бы подумала Урсула, если бы узнала о ее планах? Как она будет себя чувствовать, зная, что приворожила Давида?
И хуже всего: что, если Давид обо всем узнает? Воспоминание о полном отвращения взгляде Яго, когда он говорил о леди Ирэн, повергло Морвен в ужас.
С другой стороны, убеждала она себя, что такое любовь, если не магия? Она представила себе, каким видела его в последний раз, когда они вместе катались на лошадях в Риджентс-парке: как волосы падали ему на лоб, как у него искрились глаза, как появлялась ямочка, когда он смеялся. Вспомнила острый запах лавровишневой воды, который всегда окружал его, прикосновение его теплой от солнца щеки, когда он на прощание прижимался к щеке Морвен, и внутри у нее все сжалось от тоски.
Давид Селвин стоил любого риска. Стоил того, чтобы воспользоваться магией. Она была так ужасно одинока! И Морвен поклялась себе сделать все, что в ее силах, чтобы он был счастлив.
К тому времени, как Яго вернулся домой, Морвен вела себя беспокойно, как дикая кошка. Он пару раз внимательно взглянул на нее, когда она подавала ужин, а затем мыла посуду.
Яго ничего не сказал, но она весь вечер чувствовала его внимание, будто рука Яго лежала у нее на плече. Морвен притворялась, что читает, пока он работал над затяжками на сапоге, а затем набралась храбрости и довольно рано, пожелав ему спокойной ночи, сбежала в свою спальню. Она переоделась в ночную рубашку, поверх ее накинула халат, чтобы защититься от вечерней прохлады, и погасила лампу, хотя знала, что спать не будет. Через некоторое время она услышала шаги Яго по коридору и щелчок закрывшейся двери его спальни. Шум на улице постепенно сменился тишиной. Туман закрыл звезды и даже здания на противоположной стороне.
Звезды скрылись в тумане, но она слышала колокола церкви Пресвятой Девы Марии. Пробило час ночи, затем два, три, четыре. К тому времени Морвен была уверена, что утренняя звезда уже начала подниматься, хотя этого не было видно из-за густого тумана.
Дрожа от радостного волнения, Морвен зажгла свечу и побрызгала водой, очертив круг. Потом взяла несколько стебельков шалфея и подожгла их. Осторожно, оставаясь в кругу, она обошла вокруг стола – один, два, три раза. Шалфей мягко дымился, наполняя воздух в спальне пряным ароматом. Она положила его на блюдце, чтобы он догорел, и взяла в обе руки зелье.
