– Лучше! – проказливо хихикнул маг. – Это троллья мазь от насморка, я наконец-то понял, какой последний ингредиент оказался в нее намешан. Смею тебя заверить, нос он прочищает отлично, а медленно соображающие орочьи мозги прочистит ничуть не хуже…
– И в чем же состоит суть лечения? – искренне заинтересовался сильф. – Долго ждать требуемого эффекта?
– Да нет… – хитро начал маг, как вдруг Огвур дико вскрикнул, подпрыгнул и вприпрыжку помчался по траве, изрыгая жуткие проклятия и поочередно хлопая себя то по груди, то по плечам…
– Последний и весьма ценный ингредиент тролльего снадобья – это дикий красный перец, – спокойно сообщил Марвин, провожая удаляющегося орка донельзя удовлетворенным взглядом. – Жгучий ну просто до невозможности! Не зря я его на собственном носу опробовал…
– Здорово! – восхищенно заржал барон. – Значит, ты намазал нашего провинившегося Огвура этой гоблиновой штукой?
– Ну да, чтобы немного проучить! – с наигранной скромностью признался некромант. – Дабы он наглядно убедился в том, что любимая солдатская фраза: «Война – войной, а обед – по расписанию» – иногда приносит больше вреда, чем пользы!
Глава 12
Мне бы очень хотелось знать, найдется ли в нашем мире хоть один человек, ни разу в жизни не совершивший ошибки или просчета. Человек, не пожалевший о каком-нибудь совершенно неудачном дне, ознаменованном тотальным невезением, и не клявшийся себе – никогда впредь не повторю этой глупости… Увы, ошибки случаются у всех, даже у самых умных и предусмотрительных из нас, причем как у людей, так и у богов. Неизбежный процесс взросления и обретения личного опыта основан отнюдь не на подвигах и достижениях, а на допущенных нами ошибках. Мы быстро забываем то, чего добились собственным терпением, выдержкой и смекалкой. Но то, ради чего мы корячились и маялись, набивали шишки и шли на жертвы, не забывается никогда.
Все самое ценное и необходимое не приходит к нам случайно или по милости богов, а добывается собственными кровью и потом, вбиваясь в память крепче, чем гвоздями, с болью и страданием. И поэтому основные вехи нашей жизни отмечены в основном не наполненными доблестью поступками, которыми можно гордиться, а преступлениями, несуразностями, промахами, ложью, изменами… Почему-то неправильные действия всегда оставляют в нашем сознании наиболее яркий след, наводя на соответствующие выводы: жизнь не настолько прямолинейна, как это кажется на первый взгляд. Почему к власти приходят обманщики и мерзавцы? Почему люди верят в ложь и боятся правды? Почему эгоизм так ловко управляет нашим сознанием, наглухо забивая совесть и здравый смысл? Почему уходит любовь? Увы, я до сих пор так и не сумела найти ответов на эти непростые вопросы…
Но я твердо уверена в одном: оплошности являются таким же необходимым элементом нашего существования, как пища, вода и воздух. Мудрость приобретается нелегкой ценой, и цена эта измеряется личными ошибками, порой фатальными. Каждая возникшая перед нами проблема таит в себе бесценный дар, способствующий нашему осознанию самого себя. Мы учимся правильно применять свои способности, оцениваем возможности, узнаем сильные и слабые стороны своей личности, постигаем свою душу. А поэтому мы зачастую сознательно создаем себе проблемы: ведь эти дары бытия учат нас главному – жить.
– Ох, внучка, внучка, ну и страшную же беду сотворила ты на этот раз! – Ворчащий старческий голосок холодным ручейком вливался в мое блуждающее во тьме сознание, возвращая его к свету и неся с собой пробуждающие покалывания, жестоко терзающие мое изломанное болью тело. – Это надо же до такого додуматься да подобное над собой сотворить… – Незримая наставница, не прекращая сурового поучения, потихоньку оглаживала мои руки, перебирая переломанные косточки и складывая их в единое целое. – Здесь ингвы
[53]
пройти не смогли, Ринецея не сумела, принцу Астору вся его магия не помогла, а она – глянь-ка чего наделала… – Нежные прикосновения невесомо скользнули по моим коленям, сращивая разбитые суставы и возобновляя ток крови в венах. – Э-хе-хе, – то ли восхищенно, то ли осуждающе продолжала сетовать Смерть, методично переходя от позвонка к позвонку, от ребра к ребру, – вот сумасшедшая-то и в самом деле! Вроде взрослая женщина уже, а до сих пор в голове ветер гуляет…
«Ну и что, пусть гуляет, – хотелось проказливо хихикнуть мне, но оказалось – хихикать мне нечем. – Зато от него так красиво развеваются локоны!»
– Даже ребятенка своего невинного не пожалела, – брюзжала бабушка, выправляя мои перемолотые в мелкое крошево челюсти и восстанавливая выбитые зубы. При этих ее словах в моем размозженном сердце ворохнулся приступ панического страха, но я тут же успокоилась, потому что бабушка любовно огладила мой живот: – Да нет, жив наш бесценный малыш, ничего с ним не случилось. Ох и крепкий же парень вырастет… – ласково ворковала Смерть, перебирая мои залитые кровью волосы, заботливо вычищая из них кусочки мозга и восстанавливая раздробленную черепную коробку, – будущий повелитель…
Внезапно я поняла, что вполне способна видеть правым глазом, а чуть позже – и левым. Затем в мои уши ворвался разрозненный набор противоречивых звуков, постепенно сложившийся в мелодичное птичье пение. А потом в легкие неожиданно влился целый водопад свежего, упоительно сладкого воздуха, я вздохнула, закашлялась и… рывком приподнялась на локтях, удивленно осматривая этот новый мир, в который я вторглась без приглашения, да еще и столь дерзким образом…
Мы сидели на краю бездонного обрыва, бестрепетно болтая опущенными вниз ногами, смеясь и ничего не боясь. А чего, спрашивается, должны бояться люди, только что пережившие возрождение из мертвых? В нескольких шагах за нашими спинами валялась безобразно сплющенная рудничная клеть, еще хранившая на своих прутьях капли запекшейся крови да несколько лоскутков черной и белой кожи. Мы перешагнули через страх и боль, прошли сквозь смерть, а сейчас – легкомысленно предавались самым обыденным жизненным удовольствиям, почему-то сразу ставшим необычайно приятными и притягательными. Вот ведь как случается: потеряв все, начинаешь ценить малое…
Молоко в кувшине оказалось изумительно холодным, а булочки, лежащие в сплетенной из соломки корзиночке, – обжигающе горячими. Шумно прихлебывая из запотевших глиняных кружек и громко чавкая, мы с упоением воздали должное потрясающей стряпне моей бабушки Смерти. Кса-Бун, будто маленький, до ушей перемазался в сахарной пудре, чуть ли не целиком заглатывая обсыпанную маком и марципанами выпечку да на все лады, пафосно расхваливая мастерство божественной кухарки. Наконец корзинка с угощением опустела. Я собрала крошки и высыпала их перед спустившейся с дерева малиновкой, честно заслужившей свою часть трапезы. Наверно, раскидистая, перекошенная от старости ива, росшая на краю обрыва, служила ей постоянным домом, потому что среди листьев я заметила маленькое гнездышко, а в нем – три пестрых яйца размером не больше ногтя. Под нашими ногами клубился молочно-белый туман, причудливыми завитками выплывая из темного провала под скалой и неся с собой пряный запах мокрой травы. Чуть рассеянный, отливающий опалом свет струился меж низко нависших облаков, придавая окружающему нас ландшафту налет некоей сонной, мистической нереальности. И мне вдруг стало так хорошо, что хотелось остаться здесь навечно, ничего не делая, а бесконечно предаваясь ленивым мечтаниям и убаюкивающей полудреме.
