– Друзья мои, вы прислали мне сегодня письмо?
– Да, прислали, – ответили рабочие.
– Ну, – продолжал фабрикант, – я должен сказать, что ваше письмо нечестно – и правды в нем нет; я полагаю, вы не совсем обдумали то, что написали мне. Знаете ли вы содержание письма?
– Нет, – возразили рабочие.
– Как же это? – воскликнул хозяин. – Разве вы успели забыть, что написали мне третьего дня?
– О! написали-то не мы, – возразил один из мастеров. – Позвольте, вот как было дело. Хорошо одетый господин в шляпе вышел из кареты, когда мы уходили с фабрики несколько дней назад, и заговорил с нами.
– Довольны ли вы вашим хозяином, господа? – спросил он.
– Благодарение Богу, – ответили мы, – дело не плохо, что касается этого.
– Так-то! – сказал он с презрительным видом. – Стало быть, вы не желаете, чтобы ваш ничтожный заработок был увеличен или долгие часы работы укорочены?
– Как не желать, черт возьми!
– Отлично! – говорит господин в шляпе. – Приходите сегодня вечером на Большую площадь в помещение интернационалов; мы рассмотрим причины вашего неудовольствия на патрона и, прежде чем устроить стачку, пошлем к нему хорошо написанное письмо. Оно произведет свое действие, ручаюсь вам.
– Вечером мы пошли в трактир La louve, и, пока выпили там чарочку-другую, два-три господина сидели у конторки и писали. Только что мы собирались выйти, они крикнули: «Смирно! Смирно!» – и господин, вскочив на стол, прочел что-то, чего никто не слышал. Мне сказали, что это письмо к вам, чтобы вы улучшили положение ваших рабочих.
– Так никто из вас не знает, что тут писано? – перебил фабрикант.
За этими словами последовала мертвая тишина и все пожимали плечами.
– Тем не менее, – продолжал торжествующий фабрикант, – вы все подписались под этим письмом. Вот тут у меня в руках восемьдесят ваших подписей!
– Как? Как? Наши подписи! – вскричали работники в негодовании. – Ни один из нас не подписывал письма!
– Посмотрите, – сказал хозяин, – вот выставлены все ваши имена.
– Пусть их будет выставлено сколько угодно, – возразили работники, – но мы клянемся всеми святыми, что написаны они не нами; в этом мы готовы присягнуть.
– Послушайте, – продолжал патрон, – я вижу, что написавший это письмо выставил еще множество подписей и, кроме того, маленькие крестики, какие ставятся людьми неграмотными.
Работники хором вскричали:
– Ничего мы не писали! Ни одного крестика не ставили! Пера в руки не брали! Мы присягнем в этом!
Немного погодя хозяин прочел рабочим письмо, которое они нашли несправедливым и лживым, а затем обещали, что впредь их таким образом не проведут. Находя этот автограф настолько любопытным, что ему не следует оставаться в частных руках, фабрикант передал его на хранение королевскому прокурору.
Бюджет интернационалов
Остается обратить внимание на одну часть организации интернационалов и самую важную – для начальников, разумеется! – на бюджет. Едва ли нужно говорить, что не существует вовсе официальных отчетов, но следующие подробности, относящиеся к Франции и Бельгии, дадут понятие о способе собирания фондов и их употреблении. Каждый член платит при вступлении в общество 50 сантимов, взамен которых получает приемный билет, бесплатно возобновляемый каждый год. Член также обязан вносить ежегодно по меньшей мере 10 сантимов на общие расходы общества. Затем каждое отдельное товарищество налагает особенную подать для своих собственных расходов. В Лионе и Париже этот налог достигает до 10 сантимов в месяц. Таким образом, оказывается, что ежегодный взнос необременителен, составляя всего 1 франк 30 сантимов – низкая цена за честь принадлежать к обществу, стремящемуся к управлению миром и начинающемуся с того, что предает его огню! Но эта честь может доставаться еще дешевле. Швейцарская отрасль взимает со своих членов всего 10 сантимов в год. Но даже эта незначительная плата, по-видимому, вносится с трудом, и статуты очень строги относительно недоимок. Есть еще взносы в отделения, которые доводят годовые поборы до 7, 8 франков с человека. И это не все. В разных судебных преследованиях, которым подвергалось общество, часто намекается на caisse federative du sou
[71], хотя это выражение нигде не определяется в точности. Насколько можно было узнать, оно относится к добровольному еженедельному пожертвованию по подписке в размере 5 су со стороны рабочих, не принадлежащих к обществу, но имеющих намерение вступить в него или поддерживать не вступая; собирают эти деньги по мастерским и фабрикам. В статутах «Парижской отрасли», § 9, стоит еще, что совет может в случае необходимости постановлять расходы на большую сумму, чем оправдывается общим бюджетом, и сообразно с тем увеличить взносы членов. Но подписка самое могущественное орудие союза, когда следует достигнуть какой-нибудь особенной цели, как, например, успеха стачки. Успешному окончанию стачки в строительном цехе в Женеве в 1868 г. придали такую важность, что сочли нужным прибегнуть к необычайным мерам. Но депутаты, отправленные в Лондон для сбора по подписке с английских работников, не встретили удачи – не потому, что англичане высказали себя скаредами, но потому, что интернационалы, несмотря на заявляемую ненависть к государственным формам и аристократическим прениям, однако, так верно подражают и тем и другим, что женевские рабочие могли быть вынуждены голодом покориться, не подпишись французские рабочие в их пользу на 10 тысяч франков. До чего доходят эти годовые подписки, определить невозможно. Без сомнения, сумма очень значительна при громадном числе членов, а все же ее недостаточно, вследствие стачек, беспрестанно возникающих повсеместно. Газеты наполнены витиеватыми речами предводителей интернационалов о страданиях, которым гнусные капиталисты подвергают рабочих до такой степени, что они бросают работу и уходят из мастерских, где их муки обращаются на пользу. Конфиденциальное письмо Варлена, одного из начальников Парижского союза, которое было представлено в суд на процессе интернационалов 22 июня 1870 г. в Париже, однако, доказывает, что начальники говорят не с таким чувством об этих страданиях, когда не ожидают, чтобы их могли слышать их одураченные жертвы: «Стачка, которую мы объявили заключенной десять дней назад, оставляет четыреста человек на наших руках. Третьего дня они хотели разрушить их прежние мастерские и прогнать тех, которые заняли их места. К счастью, мы удержали их, но это дело страшно нам надоедает (nous sommes bien embetes par cette affaire). Бедные обманутые работники, оставляйте по первому слову ваших предводителей мастерскую, где честным трудом зарабатывали насущный хлеб для себя и своего семейства. Когда истощатся деньги, пожертвованные товарищами-работниками, пожалуйста, не беспокойте ваших предводителей, которые приказали вам бросить работу; вы им можете надоесть (embeter)».
Интернационалы и империя
В то время, когда возникли интернационалы, Французская империя еще была во всей своей силе. Ни одна из партий, втайне работавших против нее, по-видимому, не могла рассчитывать на успех; а по их политическому и социальному характеру, хотя все они стремились ниспровергнуть империю, однако слиться не имели возможности, чтобы действовать соединенными силами. Интернационалы отказались вступить в союз с которой-либо из них или вмешиваться в политику, объявив социальные вопросы выше всех политических соображений, и этому-то положению, принятому союзом, она и была обязана, что императорское правительство не преследовало его и что министры допустили его развитие в надежде при удобном случае склонить в свою пользу. Эти министры считали себя очень глубокими политиками, когда подожгли раздор между Пруссией и Австрией, располагая захватить рейнские провинции, как скоро эти две державы взаимно ослабят друг друга. Эти министры думали, что они маленькие Макиавелли, когда дозволяли интернационалам разрастаться, чтобы в один прекрасный день противопоставить их бунтующей буржуазии; 2 сентября под Седаном император и 4 сентября в Париже императрица имели случай судить о достоинстве этой политики. Однако план общества утвержден в Лондоне в 1864 г.; учредители открыли в Париже bureau de correspondance (агентство), которое не было формально запрещено, но и законным образом не утверждено префектом и министром. Постоянно возрастающая сила интернационалов, выказавшаяся при стачках в Рубе, Амьене, Париже, Женеве и пр., побудила наконец правительство или дать им направление, или уничтожить их. Парижская прокламация, прочтенная в Женеве, была остановлена на французской границе, но Руэр согласился допустить ее во Франции, если прибавят несколько выражений благодарности императору за то, что он сделал для рабочего класса, – предложение принятое членами общества с насмешкой. Между тем старая революционная партия, оракулы которой были Маццини, Гарибальди, Бланки и Ледрю-Ро-лен, подозрительно смотрела на учреждение интернационалов. Так как последние заявили, что в политику вмешиваться не намерены, другие громко возопили: «Измена!» – и обе партии вскоре очутились в сильной вражде. В 1867 г.
