Кроме вышеназванных дам он ухаживал также за графиней Юлией Зичи, княгиней Эстергази и принцессой Леопольдиной Лихтенштейн.
Развлекали на конгрессе царя не только женщины. Ему очень понравился говорящий скворец, которого ему подарил коллега, австрийский император. Птицу выучил кричать «Виват, Александр!» шарманщик, кого Александр удостоил приема и щедро наградил.
Впрочем, мы несколько отвлеклись от нашей темы. В конце 1801 года Александр подписывает указ о придворном штате «его императорского величества, також императорских величеств императриц и их императорских высочеств Государей Великих Князей Николая Павловича, Михаила Павловича и государыни Великой Княгини Анны Павловны». Всего в штате было 619 человек, подчиненных обер-гофмаршалу. Назовем некоторые обозначенные в этом указе интересующие нас должности. Это мундшенская, кофишенская, тафельдеккерская, кондитор ская, для хранения сервизов, хлебная и так далее. Например, кофишенков по штату было 6, их помощников – 12, и столько же работников. Кофишенки получали по 600 руб. в год, их помощники – по 180, а работники – по 80 руб. Отдельной строкой прописана сумма 6840 руб. на наем пеших и конных работников.
Помимо этого, по двору их императорских высочеств было еще 167 человек обслуживающего персонала, получавших годового жалованья 57 336 руб. 36 и 3/4 коп. Вот такая точная сумма. Правда, в этом списке, помимо кухонной обслуги, значатся гоф-фурьер, лакеи, истопники, парикмахеры, фельдшеры, кастелянша и прачки. На наем работников и стирку выделялось дополнительно 4562 руб.
Любопытно, что в штате Михайловского, Мраморного, Екатерингофского, Чесменского, Каменноостровского, Таврического дворцов, при мызе Пелла, а также Петергофа и Царского Села интересующих нас должностей не значится. Стало быть, повара ездили с государем или членами его семьи в обозе.
В конце этого документа есть такое примечание: «Ежели из положенных на разныя отделении по Штату сумм за некомплектом чинов, служителей и по прочим обстоятельствам будут по одним остатки, а по другим недостатки, тогда каждое ведение должно сии недостатки дополнять остатками своими, а из ненужных ни на какое употребление остатков от одного года к другому составлять економическую сумму.
На подлинном подписали: граф Алексей Васильев, Ардалион Тарсуков, граф Николай Толстой, Дмитрий Трощинский».
Интересно, составлялась ли сия «економическая сумма»? Думается, вряд ли. Все времена в этом смысле позорно одинаковы, и при дворе Александра воровали не меньше, нежели при дворе его бабушки Екатерины. Косвенным примером тому может быть суждение великого баснописца Ивана Андреевича Крылова о царских застольях. Его привечали в царском дворце и не раз приглашали туда на обед или ужин.
«– Что царские повара! – рассказывал Крылов А. М. Тургеневу. – С обедов этих никогда сытым не возвращался. А я прежде так думал – закормят во дворце. Первый раз поехал и соображаю: какой уже тут ужин – и прислугу отпустил. А вышло что? Убранство, сервировка – одна красота. Сели – суп подают: на донышке зелень какая-то, морковки фестонами вырезаны, да все так на мели и стоит, потому что супу-то самого только лужица. Ей-богу, пять ложек всего набралось. Сомнение взяло: быть может, нашего брата писателя лакеи обносят? Смотрю – нет, у всех такое же мелководье. А пирожки? – не больше грецкого ореха. Захватил я два, а камер-лакей уж удирать норовит. Попридержал я его за пуговицу и еще парочку снял. Тут вырвался он и двух рядом со мною обнес. Верно, отставать лакеям возбраняется.
Рыба хорошая – форели; ведь гатчинские, свои, а такую мелюзгу подают – куда меньше порционного! Да что тут удивительного, когда все, что покрупней, торговцам спускают. Я сам у Каменного моста покупал.
За рыбою пошли французские финтифлюшки. Как бы горшочек опрокинутый, студнем облицованный, а внутри и зелень, и дичи кусочки, и трюфелей обрезочки – всякие остаточки. На вкус недурно. Хочу второй горшочек взять, а блюдо-то уже далеко. Что же это, думаю, такое? Здесь только пробовать дают?!
Добрались до индейки. Не плошай, Иван Андреевич, здесь мы отыграемся. Подносят. Хотите верьте или нет – только ножки и крылушки, на маленькие кусочки обкромленные, рядышком лежат, а самая то птица под ними припрятана и нерезанная пребывает. Хороши молодчики! Взял я ножку, обглодал и положил на тарелку. Смотрю кругом. У всех по косточке на тарелке. Пустыня пустыней… И стало мне грустно-грустно, чуть слеза не прошибла. А тут вижу, царица-матушка печаль мою подметила и что-то главному лакею говорит и на меня указывает… И что же? Второй раз мне индейку поднесли. Низкий поклон я царице отвесил – ведь жалованная. Хочу брать, а птица так неразрезанная и лежит. Нет, брат, шалишь – меня не проведешь: вот так нарежь и сюда принеси, говорю камер-лакею. Так вот фунтик питательного и заполучил. А все кругом смотрят – завидуют. А индейка-то совсем захудалая, благородной дородности никакой, жарили спозаранку и к обеду, изверги, подогрели!
А сладкое! Стыдно сказать… Пол-апельсина! Нутро природное вынуто, а взамен желе с вареньем набито. Со злости с кожей я его и съел. Плохо царей наших кормят – надувательство кругом. А вина льют без конца. Только что выпьешь, – смотришь, опять рюмка стоит полная. А почему? Потому что придворная челядь потом их распивает.
Вернулся я домой голодный-преголодный… Как быть? Прислугу отпустил, ничего не припасено… Пришлось в ресторацию поехать. А теперь, когда там обедать приходится, ждет меня дома всегда ужин. Приедешь, выпьешь рюмочку водки, как будто вовсе и не обедал…»
Вот так. Конечно, Крылов был обжора известный, и ему, как Собакевичу, описанные дозы съестного казались медицинскими пилюлями, но все же изложенные им наблюдения и выводы говорят все о том же: воруют.
Александр I в еде был не особо привередлив, хоть его избаловали с детства блюдами изысканной французской кухни. Он не отказывал себе ни в чем на торжественных обедах и балах и, как упоминалось, в Вене сам давал ужины на 350 персон с «гастрономическими редкостями», но в повседневной жизни в еде оставался умерен и соблюдал определенный режим. Вот как его описывает его врач Д. К. Тарасов: «В Царском Селе государь постоянно соблюдал весною и летом следующий порядок: в 7-м часу утра кушал чай, всегда зеленый, с густыми сливками и с поджаренными гренками из белого хлеба… В 10 часов возвращался с прогулки и иногда кушал фрукты, особенно землянику, которую он предпочитал всем прочим фруктам… В 4 часа обедал. После обеда государь прогуливался или в экипаже, или верхом. В 9-м часу вечера кушал чай, после коего занимался работою в своем маленьком кабинете; в 11 часов кушал иногда простоквашу, иногда чернослив, приготовляемый для него без наружной кожицы». Чай он, кстати, любил пить с медом.
А вот Д. С. Мережковский в своей трилогии «Царство Зверя» описывает сцену, когда государь угощает своего дорогого гостя Аракчеева зеленым чаем, собственноручно заваренным, и наливает ему «не жидко, не крепко, а в пору как раз». Колет сахар на мелкие кусочки и предлагает ему анисовых крендельков и кипяченых, с пеночкой, сливочек. Недаром Аракчеев говорил, что он друг царя и жаловаться на него можно только Богу.
