Путь до берега оказался неблизким, а плавание еще и затягивалось из-за нервозного состояния матросов. Они то и дело оборачивались, уверяя, что видят головы в тюрбанах, высовывающиеся из-за скал. Наконец, после всех споров и страхов, лодка подошла к берегу и пленников высадили. Им бросили их оружие и несколько караваев хлеба. Турки, пораженные такой добротой (а может, имея дурные намерения), горячо приглашали матросов пойти с ними в соседний город, где можно получить вино и другие блага. Осторожный Лартинг отказался. «Мы распрощались в великой любви и оставались у берега до тех пор, пока турки не скрылись за холмом. Они помахали нам, а мы – им».
Затем лодку направили обратно к кораблю, и, «как только мы оказались на борту, поднялся попутный ветер, которого не было ни пока турки оставались на судне, ни за много дней до того». Подобная награда за добрый поступок продолжалась до тех пор, пока англичане не бросили якорь в Темзе.
Известие о доблестных моряках быстро распространилось по Лондону, и целые толпы приходили послушать их рассказы и просто поглядеть на «квакеров, которые были захвачены турками и вернули себе свободу, не имея ни единой пушки». Даже король Карл II и его брат, герцог Йоркский, приехали из Гринвича в сопровождении многих лордов, чтобы увидеть столь необычное зрелище. Король задал множество вопросов о своих военных кораблях в Средиземноморье, но Лартинг ответил с истинно квакерской прямотой: «Мы не видели ни одного из них», чем весьма опечалил монарха и его брата-адмирала.
Храбрый идальго
Временами случались отчаянные попытки массовых побегов из неволи, которые редко заканчивались успешно. Настигнутых беглецов ждала ужасная кара. Чтобы убежать, надо было соблюдать строгую конспирацию, далее следовал подкуп или устранение охраны, захват корабля в гавани и состязание в скорости с преследователями до дружественного порта. Но дошедшие до нас подобные успешные примеры крайне редки.
Самые большие надежды невольники возлагали на возможность выкупа друзьями или своим правительством. Иногда происходил обмен пленниками.
Мигель де Сервантес, известный всему миру писатель, предпринял ряд дерзких попыток побега, но смог освободиться лишь путем выкупа.
Мигель де Сервантес
Бессмертный испанец уже отслужил под командованием дона Хуана Австрийского, потеряв руку в бою у Лепанто. Двумя годами позже он участвовал в захвате Туниса.
Монета в 4 эскудо, 1661 г.
25 сентября 1575 года, когда Мигель со своим братом Родриго возвращался из Неаполя в Испанию, корабль атаковали несколько корсарских галер под командованием албанского ренегата Меми, и оба Сервантеса попали в плен. В Алжире Мигеля де Сервантеса продали греку-вероотступнику, который обнаружил у своего нового невольника рекомендательное письмо от самого дона Хуана Австрийского! Ведь губернатор Нидерландов дон Хуан являлся одним из знатнейших вельмож Европы. Грек заключил, что совершил чрезвычайно выгодную сделку, и потребовал огромный выкуп. Но это не помешало ему заковать в кандалы будущего автора «Дон Кихота» и обращаться с ним крайне сурово.
Деятельный Сервантес с трудом переносил неволю, постоянно замышляя планы побега. С каждым провалом надзор за ним становился все строже. Одна из попыток почти удалась. Сервантес спрятал около пятидесяти беглецов, главным образом испанских дворян, в береговой пещере и умудрялся снабжать их пищей в течение шести месяцев. Тем временем он договорился со своим братом, которого по прошествии двух лет выкупил их отец, что за обитателями пещеры будет прислан корабль. Корабль прибыл, но в решающий миг турки подняли тревогу, и побег сорвался. Сервантес мужественно взял всю вину на себя, отказавшись назвать сообщников. Его допрашивал сам вице-король, свирепый Хассан. Он угрожал испанцу всеми мыслимыми пытками, но не смог вытянуть из него ни слова. На Хассана мужество пленника произвело огромное впечатление, и вместо казни он купил его у грека за 500 золотых эскудо.
Впоследствии Сервантес совершил еще одну попытку бегства, но в последний момент его выдал доминиканский монах. И лишь по прошествии пяти лет, когда пленнику предстоял отъезд в Константинополь, куда был вызван Хассан, святой отец Хуан Жиль прибыл в Алжир с выкупом, и Мигель получил свободу. Даже старый Морган Алжирский, ненавистник всех папистов и испанцев, признавал, что Сервантес являлся «храбрым, предприимчивым рыцарем». Не будь он столь отважен, пять лет мавританского плена надломили бы его дух, и мир лишился бы великого писателя.
Раб в поисках философского камня
Уроборос, одно из обозначений философского камня
Еще одним знаменитым пленником магрибских корсаров, причисленным позже к лику святых, стал Винсент де Поль. Его захватили в плен в 1605 году, во время путешествия из Марселя в Нарбонну. Пройдя через все тяготы и унижения, де Поль попал к необычному покупателю – доброму старику, искавшему философский камень. Оба – господин и раб – находили удовольствие в долгих теологических спорах. Хозяин внушил святому невольнику глубокий интерес к алхимии. Когда старик умер, Винсент по завещанию достался его племяннику, уже не столь просвещенному человеку, который не видел прока в слабосильном рабе, и Винсент де Поль вновь оказался на невольничьем рынке. В конце концов он бежал. История пленения и побега восхитительно описана самим Винсентом в письме к другу.
«…Ветер был достаточно благоприятным, чтобы в тот же день привести нас в Нарбонну, лежащую всего в пятидесяти лигах, но Господь судил иначе, дозволив трем турецким шлюпам догнать нас в Лионском заливе и жестоко атаковать. Троих убили, а остальных ранили. Я также получил стрелой ранение, оставившее память о себе на всю жизнь. Мы были вынуждены сдаться этим бандитам, более лютым, чем самые кровожадные тигры. Так, они изрубили на куски нашего лоцмана, чтобы отомстить за смерть одного из них.
Спустя семь или восемь дней мы приплыли в Берберию, разбойничье логово Великого Турка. По прибытии нас выставили на продажу с письменным удостоверением о нашем захвате на испанском судне; иначе нас освободил бы консул, которого король держал там, чтобы охранять французскую торговлю.
Прежде чем продать, всех нас, закованных в цепи, провели несколько раз по улицам Туниса, показывая возможным покупателям, что мы здоровы и не получили повреждений. Затем, вернув на корабль, нас покормили и отвели на рынок. Я был продан какому-то рыбаку, а от него попал к пожилому алхимику, человеку очень мягкому и добросердечному. Он рассказал мне, что посвятил 50 лет поиску философского камня. Моей обязанностью стало поддерживать огонь в дюжине печей.
