Ближайшее же дело заключается в реабилитации религиозно-нравственных ценностей, которым враждебен тоталитаризм и к которым с равнодушием относится современная западная демократия. Равнодушие к истине – вот один из потенциально злых плодов свободы, понятой в чисто отрицательном смысле. Ибо равнодушие к истине подготовляет почву для победы воинствующей лжи, искусно маскирующейся под истину.
Во всяком случае, поднимая актуальные проблемы современности на принципиальную высоту, можно прийти к следующим выводам:
Свобода понимается большею частью на Западе чересчур внешне. Свобода слишком часто смешивается с произволом, ограниченным лишь рамками формальной законности. Плоды свободы слишком часто смешиваются с ее корнями, и слишком многие на Западе хотели бы вкушать плоды свободы, подрывая в то же время ее корни. Искаженное же понимание свободы подготовляет почву для бегства свободы в материальное самоуслаждение, в социальные стандарты или в оргии безответственного произвола, с утерей пафоса свободы. В современных условиях, когда свобода находится под смертельной угрозой со стороны сил воинствующего всерабства, внутренняя утеря свободы может оказаться роковой: свобода может не выдержать натиска организованных сил зла и рабства, инфильтрирующих свободу изнутри.
Отрицательная свобода, если дать ей плыть по течению, неизбежно вырождается либо в массовую апатию, либо в индивидуальный или в групповой произвол. В обоих вариантах отрицательная свобода подготавливает почву для укоренения духовного и политического рабства.
Только положительная свобода («для» и «ради», а не только «от») – свобода, преодолевшая гипноз тотального страха и проникнутая духом служения, – может привести к сохранению свободы у обладающих ею и к обретению свободы ее лишенными. Только такой путь может спасти мир от тирании квадратноголовых тупиц и духовно слепых и, к тому же, посредственных фанатиков выродившейся коммунистической идеи.
В.Е. МАКСИМОВ
Интервью о журнале «Континент» («Русская мысль». 1981. 21 мая)
Владимир Емельянович Максимов (1930–1995) – прозаик, публицист, редактор. Публиковаться начал в 1950-е годы. В 1967–1968 гг. входил в редакционную коллегию журнала «Октябрь». В то же время его оппозиционные статьи и открытые письма распространялись в самиздате и печатались в изданиях Русского зарубежья. В феврале 1974 г. уехал за границу и основал журнал «Континент», которым руководил до 1992 г. Его редакторский опыт, как и размышления о культуре, не обремененные публицистической односторонностью своего времени, представляют интерес и для современной журналистики.
«Если журнал потеряет ориентир, который я называю Россией, он потеряет смысл своего существования».
– Владимир Емельянович, «Континент» существует уже 6,5 лет, вышло 27 номеров. У журнала есть своя позиция, свое место. Как Вы считаете, по отношению к тому, что задумывалось, менялось ли это лицо, были ли какие-то воздействующие факторы или журнал сохранил ту позицию, о которой мечталось когда-то?
В общем и целом позиция сохранилась, хотя, конечно, в частностях многое претерпело изменения. Нам, например, не удался религиозный раздел. Вы знаете, что журнал называется литературный, общественно-политический и религиозный. Вот в этой последней его части мы не сумели достичь не только высокого качества, но и просто элементарной регулярности. Но, я думаю, здесь нашу неудачу вполне компенсирует «Вестник РСХД» и выходящий сейчас внутри России и публикуемый на Западе сборник «Надежда». Конечно, хотелось бы, чтобы рубрика эта и в «Континенте» имела свое постоянное место. Материалов, правда, у нас много, но нужно, чтобы эти материалы были не ниже того, что печатается в тех журналах, которые я называл.
Не в полной мере состоялся у нас и диалог с западной интеллигенцией. Только к концу шестого – началу седьмого года существования этот диалог начинает более или менее завязываться. Видимо, здесь сказалась разница опыта. Но постепенно мы нащупываем какие-то общие точки соприкосновения с западной интеллигенцией и, в частности, с так называемой либерально-левой интеллигенцией, с которой договариваться особенно трудно, потому что все их априорные точки зрения неприемлемы для нас в принципе, а поступаться своими предубеждениями они не хотят. Мы же, со своей стороны, не можем пойти с ними на беспринципный компромисс, ибо это было бы для нас в конечном счете изменой тем идеалам, которые мы отстаиваем у себя на родине, своему собственному человеческому опыту и тем людям, которые живут там и на нас в чем-то надеются.
– Сейчас в Западной Европе не проходит практически ни одного крупного общественного мероприятия, которое как-то бы касалось России или русского вопроса, где участники «Континента», его авторы и его редколлегия не принимали бы участия. Вот чем Вы это объясняете?
– Вы знаете, журнал и задумывался не только как журнал, но и как один из центров современной русской общественной мысли. Надо сказать, что организационная работа в связи с этой проблемой и отнимает наибольшее количество времени, труда и, если хотите, здоровья и нервов. Объединить людей в эмиграции – задача, почти никому еще не удававшаяся. Но в какой-то степени нам это удается, говорю в какой-то степени потому, что само дело находится в процессе становления. Нам казалось, что наш журнал должен стать не только печатным органом, но и в какой-то степени организмом, вырабатывающим альтернативную позицию или, если так можно выразиться, альтернативную философию. Наши основные трудности связаны именно с этим. Человек в эмиграции обнажает в себе, к сожалению, не всегда самые лучшие качества. В таких условиях найти какую-то общеприемлемую платформу довольно трудно. Мы, разумеется, ищем и, чаще всего, находим, но не без трудностей. В процессе становления и работы журнала были разногласия и расхождения, порою принципиальные, но в целом тот костяк, с которым мы начинали журнал, остался и продолжает работать. Журнал постепенно начинает проникать в самые разные круги, а это как раз то, к чему мы стремились.
– Чем Вы объясняете то влияние, которое появилось у журнала среди западной интеллигенции и западных политических деятелей?
Мне кажется, что наша заслуга здесь частичная. Вообще феномен восточноевропейского сопротивления – литературного, демократического, политического сейчас стал привлекательным для западной интеллигенции. Она увидела в этом феномене возможность выхода из тупика клишированных штампов, которые давно обветшали, возможность возникновения новой терминологии, которая будет способна объяснить возникающие в мире явления.
Об этом хорошо сказал Жан-Франсуа Ревель в «Экспрессе»: «В наше время все, сколько-нибудь значительное в духовной области приходит с Востока». Недаром ведь бывшие маоисты, радикалы, участники так называемой революции 68 года во Франции и представители сопутствующих этой революции течений в других странах Европы – принципиальные атеисты и принципиальные космополиты вдруг назвали себя детьми Солженицына, т. е. духовными детьми человека, национально мыслящего и глубоко верующего. И в этом парадоксе перед всеми нами открывается, на мой взгляд, выход в новое духовное качество. Очень емкую формулу выдвинул в этой области и Владимир Буковский: «Мы не из правого лагеря, мы не из левого лагеря – мы из концлагеря». Этот принцип стал девизом для современного левого движения на Западе. Мне кажется, что успех «Континента», если он есть, в том, что журнал генерировал самые разные идеи и предложил их на своих страницах для обсуждения, диалога, разговора. Это и привлекло к нам людей, которые сначала считали для себя «Континент» чуть ли не идеологическим пугалом. Теперь же многие из них стали нашими активными авторами. Я могу здесь назвать Андре Глюксмана, Бернара-Анри Леви, Марека Хальтера и целый ряд других.
