– Шестьдесят пуль всего… а недурно.
– Добавь ещё: магазины-то винтовочные, такие у нас уже есть.
Второй вариант предусматривал один магазин, но довольно длинный – почти девять вершков. Перезарядка выглядела ещё более лёгкой и быстрой, в один щелчок. Тут тоже всё выглядело понятным.
Последняя винтовка-скорострелка вызвала поднятие бровей и хмыкание с оттенком недоверия. Магазин имел вид толстого (в два пальца) железного блина, подсоединяемого к стволу снизу.
– И как с ним… Ага, понимаю…
– Сверху нахлобучивать было бы удобнее.
– Ан нет. Снизу-то он целиться не помешает.
– Глянь-ка сюда…
Собственно, описание уже было прочитано, а теперь стрелки убедились воочию: картечница с этим магазином могла единым духом выпустить шестьдесят пуль. А потом блин стоило лишь перевернуть и установить в ту же позицию. В результате осмотра оценки приобрели положительную окраску:
– А ить не шестьдесят, а все сто двадцать пулек.
– Хитро сделано.
И лишь Желнов высказался скептически с характерным северным произношением:
– Оно, хорошо, конечно, но ружья-то тяжелёшеньки. Все три такие. Опять же, коль бьют пульки одна за одной, то отдача небось не маленька.
И тут же последовал вывод:
– С рук метко стрелять не выйдет.
Семаков бросил короткий взгляд на матроса и спросил:
– Так что же, братец, ты предлагаешь сделать?
– С опоры стрелять, над-быть. Как я лисицу да волка брал: сидючи в яме, ствол наружу. Чтоб опора у ствола была.
Все трое казаков дружно переглянулись. Общее мнение выразил Неболтай:
– Дело. Только опору лучше бы в виде таких… железных ножек, чтоб на стволе были закреплены. Я от деда Анисима слыхал про крепостные ружья, так у них что-то этакое, похожее. Сошками он их называл.
– Три таких нужны, – добавил Малах, – а то опора неустойчива. Закрепить можно их так…
И дискуссия завертелась. В азарт вошёл даже капитан второго ранга. В конце концов конструкцию согласовали.
Практичный Семаков сначала подумал, что за переделку винтовок-скорострелок в судоремонтных мастерских севастопольского порта возьмут намного меньше, чем на родине этого оружия. Но потом пришла мысль, что эти мастерские свободны для доступа кого угодно. Мало того, что сохранение секретности при этом становится проблематичным, если вообще возможным, зайти туда мог и негатор, так пришлось отсылать оружие обратно. Разумеется, в посылку ни пули, ни магазины не включили.
Конечно же сведения о масштабах ущерба, понесённого союзниками от шторма, представляли немалый интерес для русского командования. В результате есаул Вернигора получил приказ от адмирала Нахимова раздобыть эти сведения. И кому, как не хорунжему Неболтаю и его подчинённым предстояло идти в поиск за пленным. Разумеется, вылазку назначили не в разгар непогоды (тогда точную величину потерь не знали даже командиры союзников, не говоря уж о менее высоких чинах), а позже, когда дождь чуть уменьшился, а ветер из ураганного стал просто очень сильным.
Ирония судьбы состояла в том, что как раз улучшенная бесшумность иноземных пистолей и винтовок оказалась в данном случае невостребованной. Слишком скверной оставалась погода, чтобы кто-то мог услышать негромкие хлопки выстрелов.
С иностранными языками у казаков дело обстояло не слишком хорошо. К тому же допрашивать прямо в поиске было некогда, да и незачем. Пленного без задержки доставили в Севастополь, где им и занялись. Семаков, участвовавший в допросе неудачливого английского офицера, услышал многое.
В результате шторма погибло пятьдесят три корабля союзников, из них двадцать пять транспортов. Армия, осаждающая Севастополь, лишилась большей части зимней одежды. Сильно сократились и без того невеликие запасы пороха. Среди прочих потерпели крушение под Евпаторией два корабля линии: стопушечный «Генрих IV» и девяностопушечный «Пеики-Мессерет».
Командир «Морского дракона» направлялся к своей квартире, когда навстречу попался Риммер. После надлежащих приветствий иномирский капитан сказал:
– Владимир Николаевич, имею небольшую просьбу.
Капитан второго ранга сохранил на лице всю учтивость, хотя сам факт подобного обращения вполне мог вызвать настороженность.
– Приложу все усилия, чтобы её выполнить, Риммер Карлович.
– Я хотел бы присутствовать в рубке вашего корабля в ходе сражения. Мне очень интересны применяемые вами тактические приёмы.
Командир «Морского дракона» ответил правду:
– Риммер Карлович, я, повторяю, не имел бы ничего против, но пока что мой корабль очень занят перевозкой боеприпасов для гранатомётов на севастопольских укреплениях. Но коль скоро у нас появится возможность, то всенепременно дам вам знать.
Риммер поклонился. Семаков отдал честь. На этом моряки разошлись каждый своей дорогой. Но про себя российский офицер подумал, что контроль морских коммуникаций может оказаться столь же важным, как и подвоз боеприпасов, а раз так, то стоит обдумать, как это можно совместить.
Вскоре по возвращении пластунов из поиска к хорунжему подошёл лейтенант Мешков.
– С просьбою я к тебе, Тихон Андропыч… – начал он. Казак приосанился и в очередной раз отъюстировал усы, хотя они в этом не нуждались. – Дело тут такое, понимаешь ли, сын у меня родился…
– Ну так поздравляю, Михал Григорьич! Крестили уже? – Владимиром. Но вот в чём закавыка: Марья Захаровна сильно Таточке помогла. Хочу в ответ подарок сделать. Что присоветуешь?
– Подарок, говоришь? Хмм… А совет, пожалуй, дам. Она высоко ставит зелёные каменья, только прозрачные. Считает их за величайшую ценность. Кольцо с таким самоцветом, даже не обязательно золотое, вот те и подарок. А то, напригляд, подвесочку с ним или обручье
[10].
– Зелёный камень, говоришь?
Князь крепко задумался, потом поднял голову:
– Что ж, Тихон Андропыч, за совет благодарствуй.
– Уж за такое дорого не возьму, – улыбнулся в ответ казак.
Глава 12
На позициях пушек союзников творилось нечто странное.
В течение дня английские или французские орудия вдруг начинали как-то вяло обстреливать Камчатский люнет и редуты. Результаты не впечатляли. Каждый раз после выстрела пушка отпрыгивала назад, и прицеливаться приходилось наново. А дистанция была не из малых. В таких условиях ни о какой точности речи идти не могло.
– Выдохлись басурмане, – начали поговаривать на русских укреплениях. – Как дали им прикурить тогда, так боятся нашенских. Куда уж им!
Не только матросы и унтеры, но и многие высшие чины прониклись этой атмосферой. Надобно, однако, заметить, что большинство офицеров не поддались разнеженности. К таким относился хорунжий Неболтай. С друзьями у него случился примерно такой разговор.
