– Я мальчика Константина учу считать по-драконьи.
– Это как?
– Без бумаги. В уме. У моего народа бумаги очень мало, а семья моего ученика живёт бедно, купить бумагу для них дорого.
Семаков постарался, чтобы его голос звучал как можно более нейтрально, хотя дракон вряд ли мог уловить на слух подобную тонкость. Всё же крылатые слышат значимо хуже людей.
– И каковы успехи ученика, Таррот Гарринович?
– Весьма неплохо. Для человека, конечно. У нас память от природы много лучше.
Следующий вопрос был задан точно тем же тоном:
– И на что вы рассчитываете по окончании обучения?
– Насколько мне известно, у людей штурман производит много расчётов.
Человек выразил вежливое удивление:
– Таррот Гарринович, но ведь штурман должен знать множество иных вещей, его работа состоит не только и не столько в том, чтобы считать.
Дракон, похоже, подготовился заранее к этому возражению:
– Это так, но с умением быстро и хорошо считать в уме учёба станет более лёгкой для Константина. Большего сделать не могу: в человеческом понимании я не штурман.
Семаков чуть задумался.
– Пожалуй, я попробую устроить обучение мальчику. Гардемарином ему не стать, не дворянского сословия, но кое-что всё же можно сделать. Херсонское училище как раз для таких; вот только походить бы ему на торговых судах. Ладно, для начала подкину книги по истории и географии. А почему вы не считаете себя штурманом?
– Не себя, а всех драконов. Мы иначе определяем направление. Чувствуем время лучше, чем люди. Больше полагаемся на зрение.
Первый блин чуть не вышел комом: новоиспечённый капитан баркаса с трудом нашёл портал. К счастью, звук падения посылки на землю очень помог, а так верным делом промахнулся бы.
Посылка оказалась суммарным весом пудов пятьдесят. Кроев, само собой, не стал доискиваться, что находится в тяжеленных деревянных ящиках. Матросы аж взмокли, пока всё перетаскали. Баркас порядочно просел под грузом.
Боцманмат прикинул, что отяжелевший баркас наверняка потеряет в скорости, при этом опасность быть замеченным возрастает. Стоило принять меры.
– Ребята, ружья зарядить!
Разумеется, под этим имелось в виду «вставить магазины и дослать пули в стволы», но обучение сказалось: команду поняли все. Послышались негромкие щелчки.
Кроев подумал, что чужой сигнальщик может углядеть белые детали формы даже в темноте, и отдал разумную команду:
– Все залечь на дно! Самсонов, пригнись! Давай малый ход!
Матрос Самсонов управлял движками. Сам капитан баркаса держал в руке румпель.
Судёнышко не слишком охотно повернулось носом на выход из грота. Кроев чуть подрулил и добавил тихим, но свирепым шёпотом:
– Ежели кто без спросу чихнёт, кашлянет или перднёт – вот этими руками утоплю, вытащу и ещё четыре раза утоплю.
Вопреки этому недвусмысленному запрету «механик» Самсонов заговорил, хотя и еле слышным голосом:
– Господин боцман, кто-то на парусах идёт мимо, дистанция пять кабельтовых, курс на зюйд…
Боцман и сам увидел незнакомца, а потому прошипел:
– Стоп! Вот уж некстати…
Баркас совершенно бесшумно шёл вперёд по инерции. Кроев ещё подрулил. Минуты ползли улиткой, причём не из резвых. Нос баркаса чуточку высунулся из грота, но увидеть это никто из посторонних не мог.
– Не вижу супостата, господин боцман.
– До них миля, а то и больше. Кажись, ветерок поднимается. Нас не услышат и не увидят. Вон, луну тучами закрыло. Малый вперёд! А теперь средний.
Баркас выскользнул из грота, прошёл по прямой ещё с полкабельтова и повернул на норд, оставляя берег под правым бортом, а неприятеля – за кормой.
Картушку компаса было видно, но сам курс оставался бы тайной, не будь неподалеку берега, а он виделся чёрной полосой на фоне неба, да и негромкий шум прибоя было слыхать. Кроев шумно вздохнул. Теперь-то он отменно понимал, чего стоит должность командира боевого корабля.
Про себя боцманмат решил приложить все усилия, но раздобыть чёрные робы для своих матросов («А на берегу пусть переоденутся в родную форму!»), да перекрасить баркас в тот же цвет надобно. И ещё наладить хоть какое-то освещение для компаса.
Целый день прошёл в потакании скопидомству. На русских укреплениях гранатомётчики и картечники копили боеприпасы, пушкари-моряки – порох и ядра. Судя по суете повозок и людей, союзники занимались чем-то аналогичным. И та и другая сторона деятельно обустраивала укрепления.
Ничего о приготовлениях противника не знал исполняющий обязанности командира гранатомёта Максимушкин. Он с утра получил дополнительную порцию боеприпасов.
Это уже было хорошо. Сверх того прислали шесть винтовочных магазинов, которые, конечно, отдали картечнику. Мало того: в помощь отрядили двух заряжающих в дополнение к тому, что уже был. Правда, пентюхов ещё обучать надобно, но уж за час-другой они должны были хоть как-то навостриться в набивке магазинов пулями. Это всё радовало и внушало надежду, но…
На позициях неприятеля шли напряжённые земляные работы. Сапёры насыпали вал – с какой целью? За ним явно копали ров, но комендор не знал и не мог знать, насколько тот получился глубок. Главное же – пушки разглядеть было никак нельзя.
«И-эх! Как бы этих бестий ущучить?» – думал Максимушкин, горько сожалея о подзорной трубе, которую лейтенант Беккер уволок с собой. И зачем, спрашивается, она ему в госпитале? Хотя… если он её купил за свои, тогда понятно. Всё ж не казённая.
В середине дня на редут прибыл с инспекцией соратник Тотлебена инженер Герцык, но комендор поопасался привлекать к себе внимание.
Мариэла получила ответ из далёкого мира. В нём авторитетно сообщалось, что описанное животное известно и в Маэре, и в Заокеании, оно водится в лесах. По обследовании силами магов жизни и магов разума этот вид в своё время был признан менее подходящим для одомашнивания в сравнении с норками. В письме делался вывод: поскольку указанный вид встречается в диком виде, то можно попытаться завести подобного домашнего любимца без вреда для равновесия в природной среде, но с норками зверёк, весьма вероятно, не уживётся.
Надо заметить, что терминов «экология», «экологическое равновесие» и им подобных (в современном понимании) тогда не существовало ни в русском, ни в маэрском языках. Однако маги жизни хорошо понимали всю опасность бесконтрольного интродуцирования чуждых видов. Негативный опыт был давним, но хорошо помнился.
Поразмыслив, Мариэла рассудила, что, когда наступит возможность для возвращения на Маэру, она купит котёнка и увезёт к себе. Не последнюю роль в принятии именно этого решения сыграло то обстоятельство, что ни у одной из подруг никого похожего не было.
