Таррот совершил несколько кругов. Несомненно, атакованный корабль тонул. А как может быть иначе, если палуба вдруг осветилась огнями, люди стали спускать шлюпки? Наконец характерные потоки воды исчезли. Это означало, что волны больше не разбиваются о корпус.
Дракон полетел обратно в пещеру. Он был доволен собой и результатом воздушной атаки.
Удивительное дело: спаслись все члены экипажа. Разумеется, утром началось расследование. На это дело отрядили нескольких флаг-офицеров, ибо утопленным оказался линейный семидесятичетырёхпушечный корабль «Корнуоллис». Расследование заключалось в опросе свидетелей, поскольку быстро поднять утонувший корабль было немыслимо. Результаты оказались парадоксальными, чтобы не сказать большего.
Старшина трюмной команды, увидев повреждение и оценив масштабы пробоины (течью это назвать было нельзя), сделал вывод, что в корпус попало огромное ядро – вероятнее всего, мортирное. Ничем иным он объяснить возникновение этакой дырищи не мог. Самого выстрела он не слышал. Заделка повреждения виделась совершенно невозможной, о чём и было сразу же доложено вахтенному командиру.
Боцман в момент пробоя как раз поднимал с коек матросов, которым предстояло заступить на вахту. Натурально, его тоже не было на палубе, и он тоже ничего не видел, хотя удар, конечно, слышал.
Нашли только одного члена экипажа, который видел всё своим глазами. Это был матрос Том Аткинс. Но единственное, что от него удалось добиться в части описания события, было: «Оно со свистом прилетело и ударило». Затратив немало времени и усилий, следственная комиссия выяснила, что это самое «оно» летело очень быстро и потому матрос Аткинс ничего толком разглядеть не успел. Некоторым следователям показалось примечательным, что этот достойный представитель нижних чинов Королевского флота с ослиным упрямством твердил, что никакого выстрела он не слышал. Однако коллеги напомнили, что русские орудия могут стрелять беззвучно. Опрос вахтенных на других кораблях дал однозначный результат: никто не заметил водяных столбов от промахов. Отсюда следовало, что выстрел был единственным. Точность прицеливания превосходит все мыслимые пределы – такой был сделан вывод.
Правда, в ходе одного из совещаний следственной комиссии прозвучала мысль, что-де это и был обещанный русскими неприятный сюрприз, сообщение о котором передали через французского лейтенанта Райяра, но эту идею даже не отвергли в ходе обсуждения, её просто не заметили.
Этот день стоило бы назвать днём посетителей. Правду сказать, некоторые из них Пироговым предвиделись, а именно: барон Остен-Сакен и генерал князь Васильчиков, то есть большое военное начальство. Уж на такое простое предсказание Николаю Ивановичу хватало житейского и врачебного опыта.
Хозяин кабинета учтиво приветствовал вошедших и задал вопрос, ответ на который уже знал наверняка:
– Чем могу быть полезен, господа?
Разумеется, посетители первейшим делом посчитали узнать о состоянии здоровья Павла Степановича. Но при этом барон добавил:
– …И поверьте, мы не стали бы отвлекать вас, Николай Иванович, однако нам известно, что состояние дел под Севастополем находится под высочайшим вниманием. Положительно необходимо знать сроки выздоровления адмирала Нахимова, каковые обязан донести до сведения светлейшего князя Меншикова. Для него же я обязан подготовить соображения по обороне Севастополя, а князь, в свою очередь, доложит государю. Согласитесь, что без участия Павла Степановича сей документ составить должным образом никак нельзя.
Ответ хирурга был уже готов:
– Ради точности должен заметить, господа: лечащим врачом адмирала являюсь не я, а Мария Захаровна Руа. Осмелюсь предположить, вы о ней знаете…
О существовании этой дамы в Севастополе не знали разве что глухие паралитики.
– …И хотя я, разумеется, имею понятие о состоянии раненого, но за тонкостями надобно обращаться к ней.
– Как так, Николай Иванович, – осмелился удивиться князь. – Я слышал, Мария Захаровна была ранена в то же время на том же люнете. И она всё-таки лечит?
Ответ был дан твёрдым и даже несколько сухим тоном.
– Виктор Илларионович, эта женщина – великий врач. Несмотря на собственное тяжёлое ранение, она нашла в себе силы работать над раной Павла Степановича. Вот кто может дать вам точный прогноз.
– А её лично расспросить нельзя ли?
– Сейчас разузнаю…
Через минуту в дверь палаты постучал один из добровольных охранников:
– Марь Захарна, тут к вам их сиятельства князь Васильчиков и барон Остен-Сакен. Спросить хотят. Прикажете принять? – и, понизив голос: – Не горит огонёк-то.
«Негаторов нет, и то хорошо», – подумала Мариэла и ответила:
– Передай, что вскорости выйду.
Госпожа доктор появилась в приёмной. Тут мысли посетителей оказались различными. Барон подумал: «Нет, она вполне ничего, а то говорили, что, дескать, краше в гроб кладут». Князь же про себя решил, что по сравнению с последним разом, когда он её видел, эта дама сильно отощала и плащ на ней висит как на вешалке.
Разговор с посетителями получился насквозь деловым.
– Вас интересует состояние здоровья Павла Степановича, не так ли?
– И ваше также, – галантно поправил Васильчиков.
– Мне ещё лечиться двадцать два дня, не меньше. Кость задета… Что до господина адмирала, то мозг работает нормально, но перенапрягаться нельзя. Если он спит, то посетителей я не пущу. Что до перспектив, то мне его лечить ещё те же три недели. Пока я обязана делать ему… процедуры на головном мозге каждые несколько часов, это необходимо ещё два дня самое большее. Но и после этого каждый день сеанс лечения. Каждый день – и никаких поездок вплоть до полного выздоровления! А вы ведь хотите с ним поговорить, не так ли?
Решительные кивки.
– Ну так завтра с утра приходите… примерно в девять или десять часов. Он не будет спать. Предполагаю, адмирал обрадуется вашему приходу. Но лишь десять минут, не больше! А через два дня разрешу беседу на полчаса.
Оба посетителя откланялись, но на этом визитёры не закончились. У дверей нарисовался мелковозрастный посетитель с небольшой корзинкой. Это был Костя Киприанов. До него дошла весть, что госпоже доктору получшало.
– Ты куда, малый! – прошипел охранник, хотя хорошо знал Костю. – Дай госпоже дохтуру отдохнуть.
– Так я не просто так, а с подарком.
– Еду, что ль, приволок?
– Не. Я Марь Захарне в подарок котёночка обещал, – бессовестно соврал пацан. На самом деле никакого обещания не было.
Страж дверей задумался, но через некоторое время махнул рукой:
– Ладно, я доложу, а там уж как сама решит… Марья Захаровна, к вам тут Костя Киприанов. С подарком, говорит.
Мариэла удивилась без всякого притворства:
– Каким ещё подарком?
