– Я – ваш человек! – обрадовался хозяин. – Слушайте: когда вам понадобится шлюпка, то днем вы должны выстрелить из аркебузы с вершины той скалы, где вы высадитесь на берег, а ночью разожжете три костра на той же скале…
Закончив переговоры с хозяином «Стеллы», Рагастен вышел на палубу.
– А ваши лошади? – спросил Джузеппо.
– Они останутся на борту; на острове нам они не нужны.
Потом Рагастен вместе со Спадакаппой заняли места в шлюпке и через двадцать минут ступили на узкую полоску песка на берегу Капреры. Рагастен сразу же взобрался на береговой обрыв. Там, наверху, он увидел дорогу, идущую вдоль берега моря, и быстро пошел по ней. Спадакаппа поспешал за шевалье. Вскоре они добрались до небольшой деревушки, по всей видимости, заселенной рыбаками. Она состояла из двенадцати хижин.
Рагастен отыскал ту из них, о которой говорил Джакомо. Подходя к ней, он заметил, что внутри еще горит свет, тогда как вся деревушка погружена в темноту. Он постучал в дверь.
Навстречу вышел человек с лампой в руках.
– Что надо? – грубо спросил он.
– Мы от Джакомо, – ответил Рагастен.
– Входите, – сказал мужчина. – Вы встретите здесь еще кое-кого, прибывшего сюда, как и вы.
Рагастен плохо понял смысл ответа или вообще не понял его. Он вошел, Спадакаппа – за ним. Они оказались в довольно тесной комнатке. Возле очага, который, по правде сказать, не горел, сидела женщина, вытянув руки к остывшей золе. Спадакаппа схватил Рагастена за руку и кивком указал на эту женщину:
– Эта старуха была на борту «Стеллы», – прошептал он.
– Мага! – вскрикнул Рагастен.
LXII. Крыло смерти
Александр Борджиа вел в замке своей дочери жизнь пленника. У старика, который до той поры выказывал прямо-таки невероятную моральную энергию, внезапно обнаружилась подавленность и ослабление умственных способностей. Каждый вечер, перед тем как заснуть, он тщательно запирался. Редко случалось, что он спал две ночи подряд в одной и той же комнате
Однако мало-помалу папа успокаивался. Впрочем, Лукреция старалась внушить ему, что в ее хорошо охраняемом замке понтифику ничто не грозит. Через несколько дней старик настолько осмелел, что спускался в одиночку и вечером, и ночью, в сад, который ему сразу понравился, потому что напоминал сады Тиволи. Папа любил, как и в Тиволи, одинокие прогулки.
И вот однажды вечером папа спустился в сад, где любил предаваться размышлениям. Он медленно ходил по аллеям, нежно прикасался пальцами к цветам, тянувшим свои головки к свежести. Настала ночь.
Александр Борджиа сел на скамью возле густых кустов и полной грудью вдыхал ночной бриз. Приносивший с собой ароматы мирта и мастиковых деревьев, смешанные с запахом морских водорослей. Он чувствовал, как отдохновение заполняет его душу.
Внезапно он замер на своей скамье, холодный пот прошиб старика…
От дальнего конца аллеи медленно приближался белый призрак… Это была женщина… Ее длинное одеяние бесшумно влачилось по гравию… Белый шар наполовину закрывал лоб, но низ лица, нежного и печального, был хорошо виден в свете луны.
– Онората! – прошептал старик.
У него не было сил пошевелиться. Он буквально окаменел. А призрак медленно и молчаливо приближался.
Папа хотел закричать, но звук замер у него в горле.
Призрак приблизился еще. Он прошел перед понтификом совсем рядом. Белое одеяние слегка коснулось старика. Широко раскрытыми глазами он наблюдал за призраком… Женщина медленно удалялась и наконец исчезла… Тогда папа громко закричал и, упав на скамью, потерял сознание…
Когда он очнулся, вокруг него уже суетились слуги и дочь.
– Что с вами, отец? – забеспокоилась Лукреция.
Но он не хотел ничего говорить. Он попытался подняться в свои покои; двое слуг поддерживали папу. И только оставшись наедине с Лукрецией, папа решился заговорить:
– Это конец, дочка, – еле выдавил из себя понтифик.
– Ради бога, отец, что с вами случилось?.. Не падайте духом!
– Это конец!.. Нет больше духа!.. Ничего нет!.. Конец, говорю тебе!.. Крыло смерти коснулось меня этим вечером!…
Белое привидение, прикосновения одежды которого почувствовал старый Борджиа, затерялось в дальних аллеях парка, в то время как Лукреция поспешно приказала отправить отца в его апартаменты. Он добрался до дверей правого крыла дворца, поднялся на этаж и вошел в обширную пустую комнату.
Каждый, кто знал графиню Онорату, отравленную папой, поверил бы, что она ожила в образе молодой женщины.
И в самом деле, этот призрак, а точнее – эта женщина, была дочерью графини. Это была Беатриче, Примавера… С тех пор как ее заключили в замке Капреры, она жила отрезанной ото всего остального мира.
Первые восемь дней прошли для пленницы в растлевающих и жестоких моральных терзаниях, на которые обрекали ее одиночество и абсолютная тишина.
Однажды вместо служанки в комнате пленницы появилась Лукреция. Примавера незаметным движением руки убедилась, что ее кинжал на месте. Она ожидала, что вслед за Лукрецией в комнату войдет Чезаре. Но этого не произошло.
Убедившись, что страшного брата хозяйки замка она сегодня не увидит, Примавера успокоилась и перестала обращать внимание на посетительницу. А та несколько минут молча смотрела на пленницу.
– Вы удивительно похожи на свою мать… Вас бы можно было принять за графиню, только у той лицо было усталое … от горя… без сомнения… И волосы были почти седые…
После долгого молчания Лукреция продолжила:
– Я пришла справиться, не изволите ли чего пожелать…Будьте ко мне справедливы, признайте, что я вас не истязала… Кстати, могу вам объявить о скором визите моего брата Чезаре!..
Малозаметная дрожь Примаверы позволила Лукреции понять, что удар нанесен сильный. Она удовлетворенно улыбнулась.
– Вас удручает этот визит? – спросила Лукреция, старательно изображая обеспокоенность. – Как жалко!.. А он так вас любит, мой дорогой Чезаре!
Но Примавера уже овладела собой и сидела, не двигаясь.
Позже Лукреция вернулась к себе.
«Она поразительно похожа на свою мать, – размышляла дочь папы. – Кто знает, может, это хорошо послужит мне».
Прошло еще несколько ужасных для Примаверы дней, осужденной на одиночество в запертой на ключ комнате. Правда, она могла смотреть в окно, и это было единственным ее утешением. Целыми часами она разглядывала горизонт. Она страстно желала поговорить с кем-нибудь, неважно с кем, или прогуляться хотя бы по несколько минут в день по аллеям прекрасного сада, который она видела из окна.
Проснувшись однажды утром, она не нашла своих одежд. Их место заняло длинное белое платье, настоящая фата… Сначала Примавера решила не вставать. Ей показалось, что подмена одежды скрывает какую-то омерзительную западню. Но потом она засомневалась, достанет ли ей, неодетой, сил для обороны. И тогда она надела белое платье.
