– Примавера!.. Увижу ли я ее когда-нибудь?.. Кто она?.. Почему этот ужасный монах ее преследует?..
Но внезапно, подняв голову, он заметил, что его с любопытством разглядывают прохожие. Он огляделся и заметил, что идет по мосту.
– Что это за мост? – спросил он парнишку, бросив ему мелкую монетку.
– Мост Четырех голов, ваша милость.
– А Веселый дворец ты знаешь?
– Дворец синьоры Лукреции! – ужаснулся мальчишка.
– Да. Ты знаешь, где он находится?
– Там! – мальчишка вытянул руку.
И тут же убежал, как будто целая армия чертей гналась за ним. Шевалье направился в указанном направлении, раздумывая о диковинном страхе, выказанном парнем. Он еще раз спросил дорогу, на этот раз у мужчины. И тот, едва заслышав о Веселом дворце, помрачнел и пошел своей дорогой, бормоча проклятия.
– Странно! – пробормотал шевалье.
Наконец он выбрался на пустынную площадь. В глубине ее виднелось мрачноватое здание. Двойной ряд колонн из розового мрамора, казавшегося золотистым в лучах заходящего солнца, образовывал крытую галерею перед дворцом. В глубине этой галереи, в широком открытом проеме, виднелась монументальная лестница, также мраморная… Фасад дворца украшали орнаменты, составленные из обломков работ античных скульпторов, наугад выбранные в развалинах Древнего Рима.
Шевалье решил, что таким и должен быть Веселый дворец, заслуживший это имя благодаря обилию смеющихся лиц, украшавших его стены, а также благодаря изобилию редких растений и великолепных цветов, соединившихся под галереей в ни с чем не сравнимый сад. Как раз перед этим садом стояли на часах два молчаливых неподвижных всадника, напоминавших конные статуи. Рагастен обратился к одному из них:
– Это Веселый дворец?
– Да… Отойди! – ответила угрожающим тоном статуя.
– Черт возьми! – пробормотал шевалье, продолжая путь. – Как стерегут этот дворец.
Площадь была пустынной: ни одного прохожего, ни одной открытой лавчонки. Можно было подумать, что ступил в проклятое место! Рагастен тронул лошадь и пятьюдесятью шагами дальше оказался у входа на улочку, служившую продолжением площади. Он остановился перед гостиницей. Там жизнь, кажется, возрождалась, но все еще робко и боязливо.
Рагастен спешился и вошел в гостиницу, которая по странному капризу владельца или же из-за избытка знаний латинского языка называлась «Постоялый двор доброго Януса». Шевалье потребовал место в конюшне для Капитана и комнату для себя. Слуга занялся лошадью, а хозяин привел Рагастена в комнатушку на нижнем этаже.
– Здесь сыро, – заметил шевалье.
– Другого свободного жилья у нас нет.
– Ну что ж! Возьму и это, поскольку вы находитесь совсем близко от Веселого дворца.
– Вас будут хорошо обслуживать, – заверил удивленный хозяин. – Из своего окна вы сможете видеть задний двор дворца.
Хозяин открыл окно, или скорее окно-дверь, и в лицо Рагастену пахнуло сыростью.
– Что это? – спросил он.
– Это?.. Да Тибр же!
И в самом деле это была река, бежавшая мимо двух рядов домов. Ни полоски берега, ни набережной не было. От каждого дома к воде шла лестница из нескольких каменных ступенек. Из своего окна шевалье заметил лестницу с четырьмя ступенями из зеленоватого камня.
– Видите, – показал хозяин, – там, на повороте реки, лестницу пошире других? Это и есть Веселый дворец.
– Ладно, – удовлетворился Рагастен и закрыл окно-дверь. – Комната мне нравится, какой бы сырой она ни была…
– У нас платят вперед, синьор, – объявил хозяин.
Шевалье расплатился.
Потом попросил нитку с иголкой и занялся починкой своей жалкой одежонки, которую он вытряс, вычистил щеткой, прочистил с изнанки. Покончив с одеждой, шевалье с большим аппетитом пообедал. Все эти занятия продолжались до девяти часов вечера. Часом позже сверкающий чистотой Рагастен, со шпагой у пояса, с нетерпением ожидал момент, когда можно будет отправиться во дворец Лукреции Борджиа.
На улицах давно заснувшего города царила глубокая тишина. Только глухой плеск Тибра, катившего свои сероватые воды у самых стен дома, разносил в ночи печальные вздохи, похожие на причитания беженцев. Шевалье слушал их с каким-то безотчетным волнением. Он встряхнулся, пытаясь прогнать это нервное возбуждение. Впрочем, уже приближалась полночь.
Шевалье задул свечу и, закутавшись в плащ, собрался уходить. И тут куда более ясный стон донесся с реки. Рагастен вздрогнул.
– На этот раз, – пробормотал он, – слух меня не обманывает. Это – человеческий голос.
Еще раз послышался отчаянный крик. Можно было подумать, что кричат прямо в комнате. Рагастен вздрогнул… На висках выступили капельки пота. В третий раз он услышал крик, теперь уже приглушенный, похожий на хрип умирающего.
– Кричат в Тибре! – догадался Рагастен.
Он потянулся и раскрыл окно. Темнота была непроницаемой. Тибр, сжатый линиями домов, над которыми едва вырисовывалось звездное небо, катил свои черные волны. Ощупью шевалье спустился по ступенькам, потом наклонился, вытянул руки… Пальцы ощутили шелковую ткань. Она прикрывала тело мужчины. Он еще дышал, иногда издавал хрипящие звуки. Рагастен обхватил его за плечи.
– Кто вы? – прохрипел незнакомец.
– Не бойтесь… Я – иностранец… Друг…
– Не бывает никаких друзей… О! Умираю… Слушайте меня!
Мужчина уцепился пальцами за плиты. Рагастен хотел вытащить его из воды.
– Не надо, – выдавил из себя агонизирующий. – Бесполезно… Я… умру… Но я хочу… отомстить за себя… Слушайте.
– Слушаю, – отозвался Рагастен. Волосы у шевалье встали дыбом.
– Граф Альма… Предупредите его… Предупредите его дочь… Он хочет ее похитить… Этого нельзя допустить…
– Кто такой граф Альма?.. Кто такая его дочь?
– Его дочь… Беатриче… Примавера!..
– Вы сказали, – также хрипло и тревожно заговорил Рагастен, – вы сказали, что он хочет ее похитить… Кто это?
– Тот, кто только что убил меня… Мой…
В этот момент лицо незнакомца исказилось в смертельной судороге… Он весь напрягся… Его руки соскользнули с каменной ступеньки, и тело рухнуло в воду. А миг спустя незнакомец исчез в темных волнах.
Рагастен выпрямился, его глаза сверлили густую темень. Но тщетно!
Тогда он вернулся в комнату и вытер лицо, покрывшееся холодным потом.
– О! – глухо проговорил он. – Какая-то ужасная тайна, какую я не смогу рзгадать!… Ее зовут Беатриче… Она – дочь графа Альмы… И кто-то хочет ее похитить… Но кто?… Кто?…
И в это время на башне Святого Петра ударил колокол.
– Полночь, – встрепенулся потрясенный шевалье.
