– Но в конце концов, вы намерены остаться в Монтефорте?
– Не знаю, синьора.
Слова эти были сказаны сухо, почти грубо. Рагастен продолжал:
– Во всяком случае, если я увижу, что мои услуги могут принести какую-то пользу, я останусь до того дня, надеюсь, очень близкого, когда побежденный Чезаре вынужден будет отступить… Ну а тогда ничто больше не будет удерживать меня в Италии, и я вернусь во Францию.
– И больше ничего? – вздохнула Примавера.
– Больше ничего! – повторил Рагастен.
– Поступайте по своей воле, синьор.
Рагастен низко поклонился и собирался уже сделать шаг назад. Сердце его было переполнено любовью, безнадежностью и гневом. Примавера жестом удержала его.
– Простите меня, синьор, – сказала она тихим голосом. – Я… хотела… поговорить с вами… еще об одном происшествии… Оно произошло сегодня…
– Говорите, синьора.
– Речь пойдет о вашей ссоре с синьором Малатестой.
«Вот когда пришел момент истины, – подумал шевалье, закусив до крови губу и чуть не крикнув от отчаяния и бешенства… Она любит Малатесту… Она заставила меня прийти, чтобы упросить меня не биться с ним!»
Он приготовился в молчании слушать объяснения Примаверы. С видимым волнением она спросила шевалье:
– Вы хотите драться с Малатестой на дуэли?..
– Но, синьора, вы же видели, что синьор Малатеста публично извинился… Следовательно, вызов на дуэль, который я ранее получил от него, можно считать отмененным.
– Знаю, но вы же будете драться. Почему вы скрываете от меня правду, шевалье? Я же не скрываю, что слышала, что вам говорил в оконном проеме Джованни Малатеста…
Словно молнией поразило мозг Рагастена.
– Вы слышали … всё?
Внезапный румянец залил лицо Примаверы. Хорошо, что стемнело.
– Я слышала только, что Джованни Малатеста назначил вам встречу у скалы Голова. То, что говорилось раньше, я слушать не хотела. Я всё поняла.
– Это верно: Малатеста вызвал меня на дуэль. Она должна состояться завтрашней ночью.
– А если я попрошу вас…
Она остановилась, терзаемая в эту минуту самой худшей пыткой, какую она только испытывала в своей жизни.
– О чем вы хотите попросить меня, синьора? – холодно осведомился Рагастен.
– Чтобы дуэли не было! – не переводя дыхания выпалила она. – Убедите его, что в данный момент ни он, ни вы не имеете права проливать свою кровь… Я уверена… что он откажется.
– Ах, синьора! – возразил Рагастен. – Вы слишком доверяетесь чувствам. Вы уговариваете меня отступить, стерпеть унижение… Этого не будет!.. Но будьте спокойны, синьора, – добавил он с легкой усмешкой, – на этой дуэли умрет не Малатеста… Прощайте, синьора!
И он ушел быстрым шагом, взбешенный муками ревности. Ошеломленная, Примавера несколько секунд оставалась на месте, потом до нее дошел смысл сказанного Рагастеном. И тогда, не сознавая уже, что делает, она встала, протянула руки вслед уходящему и позвала:
– Рагастен!
Однако шевалье был уже далеко. Он не слышал призыва. Примавера опустилась на скамью и разразилась рыданиями.
Внезапно парк засветился огнями. Послышались голоса. Ее искали, звали. Среди голосов Примавера услышала голос князя Манфреди. Несколько мгновений спустя и сам князь предстал перед нею.
– Наконец-то!.. Вот вы где… – обрадовался старик. – Я страшно испугался… Возьмите мою руку… Я провожу вас.
– Сейчас, князь, – ответила Беатриче. – Мне хочется еще немного подышать ароматным воздухом этой прекрасной ночи.
Князь обернулся к факельщикам и жестом отправил их прочь. Когда они остались одни, князь присел возле своей молодой супруги.
– Вы правы, – сказал он. – Как сладки минуты, которые проходят в одиноких мечтаниях, вдали от навязчивых людей… Прекрасная ночь!.. Как все спокойно кругом!.. Как далеки мы от всего остального мира!.. Понимаете ли вы, Беатриче, мое счастье?..
Князь взял ее за руку; Беатриче позволила это сделать, хотя чуть-чуть отстранилась, чего старик не заметил.
– Счастье неожиданное, о котором даже не мечталось. Кто бы мог предположить, что среди стольких молодых людей, плененных вашей красотой, вы не выберете ни одного, а вашим избранником стану я, старик, глядящий в могилу?
– Князь…
Манфреди наклонился и прижался губами к руке Беатриче. Это уже не был поцелуй ради приличия. Это был поцелуй любви! Примавера тихо вскрикнула и инстинктивно отдернула руку.
– Что с вами, Беатриче? – спросил старик.
Что с ней?
Когда, обезумев от предложения Малатесты, она лихорадочно искала какой-то выход, чтобы не воспротивиться этому предложению и тем самым разрушить дело защиты государства, которое столь долго она создавала, Примавере вдруг пришла в голову великолепная мысль. Она решила избрать в мужья старого Манфреди. Она просто не подумала в тот момент, что окрыленный ее выбором и радостью старик захочет стать ее супругом не только номинально!
Она искала спасения от ближайшей опасности. А опасность эта сводилась к одному: стать женой Малатесты или одного из молодых синьоров. Примавера знала, что давно стала пассией этого молодого синьора. И она бросилась в объятия старика, которого расценивала как отца. А теперь у князя Манфреди проснулась любовная страсть, и он спешит потребовать свои права.
– Пойдемте, дорогая Беатриче… Вернемся во дворец.
Он опять хотел взять ее за руку, но на этот раз Беатриче отшатнулась с заметным отвращением, что заставило князя побледнеть.
– Что с вами, Беатриче?
– Ничего, – чуть слышно ответила она.
– Но мне кажется, что вы боитесь меня, избегаете меня… С тех пор как я здесь, вы не сказали мне ни слова.
– Оставьте меня на время, синьор, – сделав усилие над собой, сказала Примавера.
Князь Манфреди встал.
– Беатриче, – сказал он серьезно, – вас что-то беспокоит. Вы не хотите поделиться со мной своими заботами?
– Хорошо! – вдруг решилась Примавера. – Не хочу ничего скрывать от вас.
– В добрый час! – согласился Манфреди, горько усмехнувшись. – Говорите, не бойтесь.
– Ладно, синьор… Я хотела… Ах! Не знаю, поймете ли вы меня…
– Беатриче! К чему эти недомолвки? Я вижу, я великолепно понимаю, что вы меня нисколько не любите. Но за отсутствием любви, на которую я, старик, не мог и надеяться, разве вы не могли бы проявить хоть немного искреннего чувства ко мне…
– Клянусь, что мои чувства к вам искренни и глубоки…
– Но не до супружеской покорности! – закончил граф.
Примавера оставила без ответа последние слова старика.
