Она не прерывала шевалье, а слушала серьезно, глядя говорившему прямо в лицо. Шевалье закончил слегка приглушенным голосом:
– Вот это я и хотел сказать вам, синьора. Простите мою грубую откровенность, простите, что не смел украсить свое признание в соответствии с условностями, с уважением, которое я должен питать к княгине Манфреди…
Она протянула руку, чтобы остановить его. В душе ее, казалось, шла в течение нескольких секунд жестокая борьба. Потом она поглядела прямо в глаза Рагастену и медленно и очень серьезно произнесла:
– Князь Манфреди мне не муж…
У шевалье закружилась голова. Он боялся, что не расслышал, не понял этих слов, а то и просто придумал их.
– Что вы этим хотите сказать, синьора? – пробормотал он.
– Я выбрала князя, – продолжала она, – потому что не хотела выходить замуж ни за кого из синьоров, питавших ко мне сердечные чувства… Три месяца я буду невестой князя… А если через три месяца князь откажется от своего великодушия, если супруг победит в нем отца, каким я его всегда считала…
Она прервалась, подавленная, но не испуганная, а только сильно взволнованная признанием, готовым сорваться с ее губ…
– О! – прошептал Рагастен. – Скажите всё до конца!
– Хорошо! Тогда, шевалье, смерть соединит тех, кого разлучила жизнь!
Рагастен слабо вскрикнул и упал на колени, покрывая страстными поцелуями маленькую ручку, протянутую к нему.
– А теперь, – сказала она, успокаиваясь, – уходите, шевалье… Если вы погибнете завтра … или в какой другой битве, будьте уверены, что мои и ваши мысли составляют одно целое… Идите…
Рагастен поднялся.
– Я ухожу, – пылко проговорил он, – но не раньше, чем скажу вам, что отныне я бросаю вызов смерти и переверну целый мир, лишь бы завоевать тебя!
И в то же время он, не давая ей возможности защититься, обнял ее тонкую талию и прижался своими пылающими губами к устам Примаверы. Она упала почти без сознания на скамью, а шевалье, потерявший голову, безумный, кусал себе до крови губы, чтобы не закричать от счастья…
Рагастен поспешно исчез в парке, а час спустя Примавера вернулась в свои покои…
А надо сказать, что немного позади гранитной скамьи, у которой произошло описанное нами свидание, высилась старая плакучая ива; ее ствол со всех сторон был прикрыт спускающимися до самой земли могучими ветвями. Ива была старой, и ствол наполовину сгнил. Через пару минут после ухода Примаверы тень от ствола раздвоилась, а точнее сказать, от ствола отделилась какая-то человеческая фигура… Это была женщина.
Она проводила взглядом удаляющийся в ночи белый силуэт Примаверы и захохотала:
– Трогательная встреча!.. Идиллия в самом разгаре… Они без ума друг от друга и даже не догадываются, что приближается трагедия!..
Женщина быстро направилась в глубину парка. Там была калитка. Возле калитки ждал мужчина, один из дворцовых слуг. Женщина протянула ему кошелек; слуга жадно схватил его.
– А завтра, синьора, мне надо ждать?
– Да… и завтра, и в последующие вечера… точно так же, как вчера, как сегодня.
Потом женщина проворно скользнула в калитку и затерялась на темных улочках Монтефорте.
XLIX. После сражения
На следующее утро на равнине Пьяноза произошло сражение между армией Борджиа и союзными войсками. Оно закончилось с неясным результатом.
Для Чезаре было важно обеспечить свободный проход своих войск по ущелью, ведущему к Монтефорте, единственно возможной дороге для армии. Союзники изо всех сил защищали подступы к Адскому ущелью. И хотя Чезаре в этом первом столкновении не смог овладеть позициями, делавшими его хозяином ущелья, было очевидно, что он вскоре добьется поставленной цели. Двадцати тысячам солдат Борджиа союзники могли противопоставить лишь двенадцать тысяч. Кроме того, сын понтифика, как было известно, ожидал подкреплений.
На рассвете, в тот самый момент, когда князь Манфреди дал сигнал к атаке, неожиданно появилась одетая в белое всадница на горячем скакуне. Она галопом пронеслась вдоль фронта союзных войск. Это была Примавера. Концом своего хлыста она указала на армию Чезаре, которая развертывалась длинными волнистыми линиями. Буря восторженных криков приветствовала девушку. И сразу же затем сжатые шеренги пришли в движение.
Равнина наполнилась топотом солдат, тысячу раз повторенными приказами командиров. Столкновение началось диким рыком, звоном оружия, криками боли и страха. Сначала бойцы придерживались какого-то порядка. К четырем часам армия Чезаре не смогла продвинуться вперед, но и не отступила ни на шаг. Мало-помалу первоначальный порядок нарушался: битва распалась на десять-двадцать частных сражений.
К четырем часам пополудни Чезаре, с утра не покидавший седла, побледневший Чезаре на черной лошади, забрызганной до груди пятнами крови, Чезаре, размахивавший окровавленным до самой гарды палашом, решил завершить битву. Он сосредоточил возле себя швейцарский полк и два пьемонтских полка. Перед ними выслал всадников, словно смерч пролагавших путь пехоте. Потом Чезаре начал наступление прямо на вход в ущелье.
Огромные силы, рассеянные по всей равнине, с того момента сконцентрировались. Перед Чезаре находился князь Манфреди с двумя сильно пострадавшими полками. По знаку Чезаре началась ужасная сеча. В течение целого часа сверкали бесчисленные клинки: копья, шпаги, палаши. После каждого тяжелого удара слышались предсмертные крики, проклятия и призывы к возмездию. Внезапно крики усилились. Войска Манфреди уступали.
Закованный в латы, но с неприкрытой головой, потому что шлем его свалился на землю, покрытый пятнами крови вплоть до седой бороды, князь отчаянно закричал. Если Чезаре ворвется в ущелье, город погибнет.
И в это самое мгновение Чезаре услышал словно грохотание грома, от которого задрожала земля. Сотня всадников с копьями наперевес выскочила из глубины союзных порядков на его полки. Во главе этих конников, далеко опередив других, несся какой-то всадник, подскакивая в седле. На нем не было ни лат, ни кирасы. Вооружен он был только шпагой. Это был Рагастен.
Подлетев к швейцарцам, среди которых находился Чезаре, шевалье принялся усиленно пришпоривать своего Капитана. Это был его излюбленный маневр. Капитан, придя в бешенство, прыгал, скакал, резко брыкался. Широкая дорожка образовалась перед шевалье. Крики ужаса слышались при его приближении. А он скакал прямо к Чезаре.
Швейцарцы с трудом защищались от эскадрона, который Рагастен привел за собой. Всадники теснили пехотинцев своей стальной массой. Рагастен понял, что судьба сражения решается в эту минуту. Не останавливаясь, он добрался наконец до Чеазаре.
– Защищайтесь, монсиньор! – крикнул он.
– Предатель! – ответил Чезаре. – Ты умрешь!
И Борджиа поднял свой палаш. Резкое, неосторожное движение открыло предплечье, незащищенной броней. Молнией сверкнула шпага Рагастена, острие клинка вонзилось в руку Чезаре; тот выпустил поводья и упал.
