— Значит, справедливость и месть, — повторила я. — А в гражданском процессе Стив надеется добиться возмещения расходов, понесенных им в ходе уголовного процесса? Или он надеется на нечто большее?
— На нечто большее. — Ричард и Дэвид посмотрели друг на друга, и Ричард слегка кивнул, передавая слово Дэвиду.
— Мы считаем, что детектив Паркер лгал со свидетельской трибуны, — сказал Дэвид. — Мы считаем, что он убедил жертву изнасилования в том, что она неправильно указала время, и придумал историю о следах шин и коричневой виниловой папке. Мы также считаем, что он сфальсифицировал доказательства против Стива Тайтуса. Речь идет в первую очередь об автомобильных номерах. Мы полагаем, что либо жертва никогда не называла Паркеру регистрационный номер автомобиля, либо она назвала ему совершенно другой номер. А после того, как Паркер задержал Тайтуса и записал временный регистрационный номер его машины, он изменил полицейский отчет, вставив в него именно эти цифры.
Пол Хендерсон прямо подпрыгнул. Он сказал, что заподозрил что-то неладное сразу, еще когда первый раз встретился со Стивом у него дома в Кенте и они выпили шесть банок пива. Ну конечно, неправомерные действия полиции, понял Хендерсон; потому что как иначе они смогли бы прищучить Тайтуса, у которого было такое твердое алиби?
Хендерсон продолжал говорить, тыча в воздух зажженной сигаретой. Регистрационный номер с самого начала был самой тяжелой уликой против Тайтуса, сказал он, потому что цифры, которые жертва изнасилования назвала Паркеру, почти совпадали с временным номером Тайтуса. Но когда Дэнни Стоун, настоящий насильник, был пойман и признался, то оказалось, что его номер радикально отличается от того, что указан в полицейском отчете. Узнав об этом, Хендерсон понял, что Паркер просто взял номер автомобиля Тайтуса и вставил его в свой отчет.
— Мы тоже думаем, что именно это он и сделал, — сказал Ричард. — Мы наняли Яна Бека, специалиста по анализу документов, который долгое время работал на ФБР и ЦРУ. Бек проверил полицейские отчеты и констатировал, что в них вносились изменения. Номер автомобиля Тайтуса был вставлен позже, уже после того, как первоначальный полицейский отчет был отпечатан и подписан потерпевшей. Страница с номером автомобиля Тайтуса выпадает из последовательности, а шрифт, которым напечатан номер, не соответствует виду остального печатного текста на странице.
— Почему же Паркер решился на такое вопиющее нарушение? — спросила я. — Зачем ему понадобилось фабриковать доказательства и давать ложные показания в качестве свидетеля? Просто чтобы засадить Стива Тайтуса?
— А почему нет? — мягко улыбнулся Ричард. — Попробуем рассуждать так: Паркер расследует изнасилование и у него есть жертва и даже есть подозреваемый, который подходит под описание почти по всем пунктам. Он допрашивает потерпевшую, но она не может вспомнить цифры номерного знака или, может быть, называет ему номер, который не совпадает с номером машины Тайтуса. Позже, после ареста Тайтуса, он понимает, что существует лишь одна небольшая нестыковка — номера не совпадают. Но Тайтус так хорошо вписывается в общую картину, ну все совпадает, кроме, может быть, некоторых мелочей: его рост, борода, номер здесь и там. Ну и он думает: «Она неправильно указала номер. Она не смогла его вспомнить, потому что была испугана и растеряна. Это сделал Тайтус, сомнений нет, но он выйдет на волю, если у нас не будет каких-нибудь железобетонных доказательств. Выйдет на волю, а там, глядишь, и снова кого-нибудь изнасилует. Я не могу этого допустить». Так что в интересах закона и правосудия и с целью перемещения преступников с улицы за решетку Паркер взял номер автомобиля Тайтуса и вставил его в исходный отчет. Это всего лишь небольшое дополнение к делу; вот как он, наверное, оправдывал этот поступок. Просто небольшая дополнительная подстраховка.
— Мы прочитали все эти отчеты с начала до конца и обратно, — сказал Дэвид. — После того как Бек рассказал нам об этих подозрительных страницах, нам достаточно было просто взять линейку и увеличительное стекло, чтобы увидеть, что кто-то взял готовый отчет, снова вставил его в машинку и добавил в него регистрационный номер автомобиля Тайтуса. Как просто и как подло!
— И это вполне могло бы сработать, — сказал Ричард, — если бы Тайтус не был таким бойцом и если бы на сцене не появился Пол Хендерсон. Они же уже почти закрыли Стива. Ведь когда Хендерсон обнаружил другой случай изнасилования, до вынесения приговора оставалось всего несколько дней. Так что Паркеру все могло сойти с рук.
— А где теперь Паркер, что с ним? — спросила я.
— Департамент [полиции] вступился за него, — сказал Ричард, — и они готовы воевать с нами любыми средствами. На кону их репутация, и они подают ходатайства одно за другим, всячески пытаясь не допустить суда.
Ричард и Дэвид снова посмотрели друг на друга, и их взгляды говорили о партнерстве и дружбе, а также о том, что впереди у них длинные, тяжелые ночи. Ричард вздохнул:
— Любая прямая атака на полицию, любая попытка подать в суд на департамент полиции за их халатность или некомпетентность встречает жесточайшее сопротивление. Нам предстоит долгая и отвратительная борьба.
* * *
Последние четыре месяца 1981 года и в течение 1982, 1983 и 1984 годов Стив Тайтус и его адвокаты продирались через бумажные лабиринты и досудебные споры, отмечавшие ход этого невероятно сложного гражданского иска. Полиция порта Сиэтла отчаянно дралась за каждый сантиметр этого пути, и дело продвигалось в направлении суда очень медленно и мучительно.
Время от времени то Ричард, то Дэвид звонили мне и рассказывали о последних изменениях, о положительном решении суда, о новой экспертизе по запросу полиции, о наметившейся задержке. Мне всегда хотелось спросить, как держится Тайтус, но каждый раз я стеснялась это сделать.
— Он сильно расстроен, — сказал Ричард во время одного из таких разговоров. — Он стал чрезвычайно недоверчивым.
— К вам? — спросила я.
— Ко всем. Все гораздо хуже, чем любой из нас мог себе представить. Понятно, что время лечит не все раны, но менее всего — раны Стива Тайтуса. Он постоянно занят этим делом и, кажется, думает о нем даже во сне. И особенно он страдает оттого, что перед ним до сих пор так никто и не извинился. Я думаю, если хотя бы один человек из полиции или из прокуратуры сказал ему: «Парень, ну извини, ну вот так мы лопухнулись», он бы ощущал горечь и гнев уже не так остро. Но вместо этого он ощущает себя нытиком, жалобщиком, надоедливым занудой, в то время как они пытались скрыть свои грехи, оправдывая себя тем, что он выглядел виноватым, и поэтому им не оставалось ничего другого, кроме как преследовать его в уголовном порядке. «Мы не делали ничего плохого, — говорили они. — С учетом имевшихся доказательств, у нас не было иного выбора, кроме как продолжать». Вообразите, каково это было слышать Стиву Тайтусу. Они еле-еле, через губу выразили ему свое сожаление, но извиняться отказались. Они просто разрушили его жизнь, и ни один не сказал: «Извините нас!»
— Разрушили его жизнь… — повторила я. — На время или навсегда?
