Наша полемика, временами горячая и враждебная, отражает существенную разницу мировоззрений. Макклоски и Говард Эгет, по-видимому, полагают, что те данные, которые получают психологи, должны быть практически окончательными и абсолютно точными, и тогда мы сможем спокойно выносить эти результаты на публичное обсуждение. Я же полагаю, что ожидание получения абсолютных данных равносильно бесконечному ожиданию, ибо достичь этого невозможно. Я не считаю также, что психологи должны замалчивать результаты научной работы просто ввиду их несовершенства. Говард Хаупт, сидевший за столом стороны защиты в зале суда Лас-Вегаса 20 января 1989 года, не может годами ожидать «совершенных» результатов исследований.
Прокурор продолжал спорить со мной и наносить удары — вы что же, используете студентов колледжа в качестве предмета своих исследований? И эти студенты получают за это деньги, не правда ли? И вы в самом деле полагаете, что у студента колледжа в исследовательской лаборатории такие же переживания, как и у очевидца насильственного преступления?
Я спокойно ответила, что да, это вполне обычное дело — использовать студентов в экспериментах, но что мы используем далеко не только студентов. Я привела в пример недавнее исследование памяти у детей и людей пожилого возраста с использованием в качестве субъектов посетителей Эксплораториума — интерактивного научного музея Сан-Франциско. Некоторые экспериментаторы в качестве субъектов использовали обслуживающий персонал магазинов. У других в качестве субъектов исследования фигурировали матери и их новорожденные дети.
Да, ответила я, мы либо засчитываем студентам, участвующим в исследованиях, какие-то учебные часы, либо платим им за участие в экспериментах, но это не влияет на те ответы, которые они дают, так как оплату они получают вне зависимости от своих ответов. Нет, ответила я также, субъекты экспериментальных психологических исследований, конечно, не испытывают таких ощущений, как очевидцы реальных преступлений, хотя стресс от реального события, по всей вероятности, оказывает негативное воздействие на память.
Прокурор сделал еще несколько выпадов, но потом снизил градус нападок, так ничего и не добившись. В 16:45 объявили перерыв на день, и Стив Стайн отвез меня в аэропорт к моему обратному вечернему рейсу в Сиэтл.
— Я внимательно наблюдал за присяжными по ходу ваших показаний, — сказал он, когда мы подъехали к аэропорту, — и уверен, что вы добились положительного сдвига. Единственная причина, по которой Говард Хаупт находится в суде и борется за жизнь, — это показания свидетелей, и вот вы ставите под сомнение достоверность этих показаний. Вы знаете, — продолжал он, и голос его звучал проникновенно, — такой случай адвокату по уголовным делам выпадает раз в жизни. Это все, на что я когда-либо мог рассчитывать, такой сказочный случай за все время после окончания юридической школы — иметь клиента, в невиновности которого ты твердо уверен, до мозга костей. И вот сейчас я имею дело с такой ситуацией. У меня есть робкое подозрение, что вплоть до завершения своей карьеры я буду испытывать некоторое разочарование, то есть, возможно, предстоящие лет тридцать я буду жить в затаенном ожидании какого-то дела, подобного этому.
Стайн припарковался около нужного терминала и извинился, что не сможет проводить меня внутрь.
— Мне еще работать всю ночь, — сказал он. — Я позвоню вам, как только присяжные вынесут вердикт.
— Что вам подсказывает интуиция, — спросила я, — выиграете вы это дело?
— Мы не можем проиграть, — сказал Стайн, но я понимала, что он постарался произнести эти слова уверенно именно потому, что не совсем уверен в победе.
В самолете я расположилась у окна и некоторое время смотрела на первую страницу бестселлера, купленного в сувенирном магазине аэропорта. Но мне не удавалось отвлечь мысли от зала суда, который я только что покинула, от человека, вопрос о жизни которого там решался, и от двенадцати присяжных, решавших его судьбу. Я прикрыла глаза, и мне то четко, то как в тумане представлялось лицо Говарда Хаупта. Я сфокусировала внимание, и постепенно это видение стало достаточно отчетливым — образ человека с тонкими светлыми волосами и бледно-голубыми глазами, в прозрачных очках с металлической оправой. Мне представлялось, что он сидит за столом стороны защиты, слегка ссутулившись, опираясь подбородком на пальцы, напряженно слушая и наблюдая происходящее.
Был ли он невиновен? Я верила, что да, но мое мнение в этом деле ничего не значило. Я сказала то, что и пришла сказать, теперь же все зависело от тщательно отобранных присяжных, которым надлежало спросить свои души и сердца, а затем своим коллективным разумом определить судьбу человека.
Я отпустила от себя образ Говарда Хаупта и опять обратилась к своей книжке в надежде отвлечься.
* * *
16 февраля 1989 года, после примерно двадцати часов совещаний присяжных в течение трех дней, Говард Хаупт был оправдан. Радостный Стив Стайн позвонил мне, чтобы в подробностях рассказать о волнующей сцене, имевшей место в зале суда.
— В зале были только стоячие места, — сказал он, медлительно растягивая слова, — и сам я, по правде сказать, очень волновался. Как позже выяснилось, в первом голосовании девять присяжных проголосовали за невиновность, двое за виновность и один воздержался. Потом расклад изменился: десять за невиновность, двое за виновность, при этом присяжные заседали еще почти шесть часов. В результате, после двадцати часов дебатов в течение трех дней, они вышли строем и вручили судье свой вердикт. По обвинению в похищении — невиновен. Мы все затаили дыхание. По обвинению в убийстве — невиновен. О, что тут началось, публика вопила и визжала, люди валились друг на друга! Говард Хаупт обнял меня и заплакал. Патти Эриксон изводила по пять салфеточек в минуту. Мать и отец Хаупта утирали лившиеся по щекам слезы. Плакали все.
Стайн на минутку замялся в нерешительности и вздохнул.
— Родители Билли сидели в первом ряду. Когда огласили вердикт, они опустили головы на руки и заплакали навзрыд. Несчастная семья.
Я спросила, возобновит ли полиция расследование.
— Надеюсь, что да, — тяжело вздохнул Стайн. — Убийца все еще на свободе, и, если полицейские сведения о нем верны, он нападает на маленьких мальчиков. Я думаю, тут копы правы. Убийца захватил Билли и повел наверх с намерением воспользоваться им как сексуальным объектом, но, встретившись в коридоре с постояльцем отеля Чарлзом Кроутером, запаниковал. Не думаю, что он изначально собирался убить Билли, но, как только узнал, что начались поиски, понял, что выбора нет. После убийства Билли прошло больше года, но ни одной подходящей версии так и нет. У меня такое ощущение, что это дело никогда не будет раскрыто. Оно так и зависнет в досье судебных документов с пометкой «незаконченный процесс» и каждый год будет отодвигаться все дальше назад. А через несколько лет вряд ли кто-то вообще вспомнит, что в Лас-Вегасе был убит мальчик по имени Билли Чемберс.
У меня есть несколько комментариев от присяжных, они могут быть вам интересны, — голос Стайна зазвучал уже по-другому. — Трое из них сказали нам, что они изначально считали, что Хаупт виновен, и именно ваши показания убедили их в обратном. «Мы серьезно отнеслись к показаниям Лофтус», — сказали они нам. Как вам это?
