— Здорово! — сказала я. — Потрясающе, просто грандиозно!
Итак, Говард Хаупт снова свободный человек и чист в глазах закона, и Стив Стайн только что сообщил мне, что решающую роль при вынесении присяжными окончательного решения сыграли именно мои показания. Если бы я не выступила с показаниями, Говард Хаупт мог бы быть признан виновным и приговорен к смерти.
Что я при этом должна была чувствовать? Я веду образ жизни, отличный от жизни большинства академических психологов, и часто сталкиваюсь с попытками заставить меня отказаться от этой работы, выглядящей необычно и многим совершенно непонятной. Но Стив Стайн только что сказал мне, что мое выступление в суде изменило ситуацию. Говард Хаупт оправдан, и его адвокат считает, что это стало возможным благодаря показаниям эксперта относительно ошибок в воспоминаниях и во временных представлениях очевидцев. Теперь, возможно, полиция Лас-Вегаса и ФБР возобновят поиски настоящего убийцы. Возможно, они найдут его и тем предотвратят новые убийства.
Я размышляла о других делах, в которых мне не разрешили дать показания. Всего за несколько месяцев до того, как я выступила свидетелем в деле Говарда Хаупта, я летала в Пенсильванию давать показания в связи с делом человека, обвиняемого в убийстве престарелой пары. Адвокат был уверен в невиновности своего подзащитного, и я тоже убедилась в его невиновности, проведя с подсудимым шесть часов.
Но в последнюю минуту судья решил не заслушивать мои показания. В итоге обвиняемый был признан виновным. Был ли он тоже невиновен? Он был приговорен к двум пожизненным срокам без возможности досрочного освобождения. Его адвокат назвал это дело «наиболее трагическим делом за всю его двадцатилетнюю практику» и собирался подать апелляцию.
Я размышляла о тех случаях, когда обвиняемый беден и не может позволить себе высококлассную защиту. Защита Говарда Хаупта обошлась ему более чем в 250 000 долларов, и половину этой суммы внес он сам, другая половина — из сбережений его родителей. А что, если у Хаупта не было бы солидного счета, что, если бы у него не было состоятельных родителей, если бы он был темнокожим и нищим, то есть если бы это было одно из множества типичных дел, заполняющих рабочий график общественного защитника?
А потом я вспомнила о маленьком Билли Чемберсе. Я вспомнила его фотографии, а также описание патологоанатома, согласно которому полностью одетое тело Билли лежало лицом вниз под прицепом всего в двухстах метрах от входа в отель. Ладонями вверх, ноги скрещены, левая рука наискось.
Мне вспомнилось также описание, данное матерью похищенного мальчика в день его исчезновения. «Рубашечка у Билли навыпуск, — сказала она полицейским, — а на расстегнутой красной флисовой курточке рисунок — белая снежинка. Ах да, чуть не забыла, шнурки на ботинках завязаны на два узелка».
Все это мелкие подробности, не относящиеся прямо к моей работе, но их я потом вспоминаю, и они не дают мне заснуть. Это и есть те фактические данные, напечатанные на чистой белой бумаге, собранные в отчеты о судебных решениях, уложенные в папки с надписью «незаконченный процесс», и это разрывает мне сердце.
8. «Ужас, настоящий ужас!» Кларенс фон Уильямс
Часть воспринимаемой нами информации поступает от находящегося перед нами предмета, другая часть (и возможно, большая) всегда приходит из нашего разума.
Уильям Джеймс
Я сидела на кровати поистине королевских размеров в скучном безликом номере отеля в городе Ориндж, штат Техас. Было жарко, я тосковала по дому и чувствовала себя очень несчастной. Я только что отужинала с Луисом Дугасом, молодым, энергичным адвокатом, представляющим интересы Кларенса фон Уильямса, обвиняемого в изнасиловании девочки-подростка и ее матери. Когда мы с Дугасом обсуждали вопросы, которые он задаст мне в суде на следующий день, к нашему столу подошла блондинка в облегающем платье и с обильным макияжем и протянула руку с длинными алыми ногтями. «Мистер Дугас? — сказала она, роняя слова с техасской медлительностью. — Я видела вашу фотографию в газете. Уверена, что вы снимете Уильямса с крючка, потому что я через две недели уезжаю в отпуск и хотела бы взять этого парня с собой!»
Неторопливой походкой она вышла из ресторана, а сильно смущенный Дугас рассыпался в извинениях. «В связи с этим делом эмоции просто бушуют, — сказал он. — Люди либо неудачно шутят о невероятной выносливости насильника, либо пишут письма в газеты с призывом к самосуду». Я ответила, чтобы он не переживал, такие вещи случаются, и мы быстро сменили тему. Но позже, сидя на кровати, упершись спиной в изголовье, в очках, с головной болью, нарастающей где-то за левым глазом, — а на будильнике 23:15, а на ночном столике стопка бумаг высотой чуть не полметра, — я не испытывала добрых чувств к этой блондинке.
Как можно подшучивать над изнасилованием, любым изнасилованием, а особенно таким жестоким и бесчеловечным, как это, когда мужчина в маске приставил пистолет к голове потерпевшей и попеременно насиловал, в том числе анально, то женщину, то ее дочь? Ведь именно это послужило поводом для непристойной шутки блондинки: как же, такой мужик, более часа курсировал между мамой и дочкой!
Я поправила очки, взяла с ночного столика верхний в стопке документ и начала читать. «Устные показания. Опознание преступника свидетельницей Салли Блэквелл». Девяносто восемь листов тонкой гладкой бумаги в папке из дешевого пластика. Первая страница выглядела весьма официально: в центре вверху напечатано «№ D-10, 102», а в верхнем левом углу — «Штат Техас против Кларенса фон Уильямса».
СЛЕДУЕТ ИМЕТЬ В ВИДУ, что в 14-й день февраля 1980 года вышеозначенные и пронумерованные основания для иска поступили на рассмотрение к достопочтенному Дону Берджессу, судье, в 260-й окружной суд округа Ориндж, штат Техас, где состоялось следующее судебное разбирательство…
Изнасилование произошло ранним утром 30 апреля 1979 года. Салли Блэквелл, сорока лет, разведенная, живущая с двумя детьми-подростками, была разбужена злоумышленником примерно в 2:30 ночи. Она растерялась и прямо с постели попыталась определить, кто стоит перед ней. В первое мгновение она подумала, что это ее сын Нейт, но потом все-таки разглядела в темноте мужчину, на лицо которого была натянута лыжная маска.
П р о к у р о р. Что произошло после того, как вы были разбужены этим человеком?
С а л л и Б л э к в е л л. Я подняла голову, пытаясь заговорить с ним, но он схватил меня за волосы на затылке и оттолкнул мое лицо от своего. Он приставил пистолет к моей голове и сказал, что, если я буду шуметь, он убьет моих детей, и спросил, поняла ли я это.
П р о к у р о р. Вы сказали, что увидели мужчину. Какое освещение было в комнате в это время?
С а л л и Б л э к в е л л. Свет от телефона и свет от цифровых часов.
Я подчеркнула этот ответ: при свете только цифровых часов и подсветке наборной панели телефона очень трудно различить черты лица (даже если на нем нет маски).
Мужчина велел ей не поднимать шум, потому что, если она разбудит детей, он заставит их смотреть на то, что он будет с ней делать. Он сбросил простыню и электрическое одеяло с кровати, задрал ей ночную рубашку и стал водить рукой по ее спине. Она попыталась убежать, завязалась борьба, и с тумбочки вдруг упал стакан.
