Глядя, как вертолет Джима, взяв курс на Наттинг, растворился в небе над долиной, Эбби подумала: если повезет, папу найдут мертвым. И это будет простейшим выходом, решением всех проблем. Погоня за ним отнимала массу времени, а им действительно уже пора возвращаться в Нью-Йорк, готовиться к важнейшему событию в истории компании: реприватизировать «Данбар-Траст» – и в результате одна из самых влиятельных в мире медиаимперий перейдет под их полный контроль. Настала пора старому Данбару двигаться дальше, перестать цепляться за власть и препятствовать тому, чем он на самом деле должен бы гордиться – тем, что его две старшие дочери вернули компанию семье. Они же все спланировали тщательным образом: тридцати процентам сотрудников будет предложено по-новому взглянуть на свое будущее: права на бесполезные активы будут проданы, и вся компания превратится в денежный станок, даровав им неограниченный доступ к активам, который заполучил их отец, но ревниво оберегал исключительно для себя. Они попросят одобрения у совета директоров и, после подписания кое-каких юридических бумаг, директора смогут спокойно покинуть здание с мыслью о том, что они баснословно разбогатеют после закрытия сделки, а если они хоть намекнут кому-то о происходящем в компании, у них возникнут очень серьезные проблемы.
Эбби услышала, как замурчал ее мобильный на столике за спиной. Она взглянула на экран и увидела, что звонит доктор Харрис. Это был последний человек, с кем ей сейчас хотелось беседовать, но вдруг полиция связалась с ним и сообщила нечто важное – будем надеяться, что они обнаружили труп ее отца.
– Да, доктор Харрис, чем могу быть вам полезна?
– Вот что, миссис Раш, самое полезное, что вы могли бы сделать для себя, – это позвонить в полицию и сообщить, что вы готовы сотрудничать.
– Сотрудничать в чем? – насмешливо спросила Эбби. – В расследовании вашей некомпетентности?
– В расследовании вашей роли в доведении Питера Уокера до самоубийства.
– Самоубийства?
– Да, мне грустно об этом говорить, но, невзирая на все предосторожности, сегодня рано утром Питер повесился в душевой. И за эту ужасающую нелепую смерть я намерен возложить ответственность на вас!
– Возложить на меня ответственность, – с внезапной яростью заорала Эбби. – За то, что конченый алкоголик сбежал из вашей лечебницы, прихватив с собой моего старого и, давайте называть вещи своими именами, весьма уважаемого отца, чем подверг опасности жизни их обоих! И давайте надеяться на то, что моего отца не найдут мертвым – иначе вас будут судить за причинение двух смертей! И прошу вас, не забудьте изложить ваши обвинения в письменном виде, доктор Харрис, чтобы я могла засудить вас за клевету!
– О, не сомневайтесь, миссис Раш, я уже изложил их в письменном виде – как и сестра Робертс!
– А, эта идиотка! Жду не дождусь спустить на нее свору моих адвокатов…
– Питер рассказал нам, что вы с ним делали, миссис Раш, – тихо, но твердо перебил ее доктор Харрис, – и у нас нет сомнений, что он говорил правду. Да, он был алкоголиком, но он был в высшей степени разумным человеком и ни в коей мере не страдал психическим заболеванием!
– А, бросьте! – отмахнулась Эбби. – Он был известный выдумщик, он даже не мог говорить своим голосом – ну разве что когда жаловался.
– Я уверен, вам об этом известно лучше многих, – заметил доктор Харрис.
Эбби отключилась от линии и бросила трубку на стол.
– Черт! – завизжала она. – Черт! Черт! Черт!
Ну почему ей так не везет? Чем она заслужила такие осложнения именно теперь, когда она всего в шаге от величайшей победы? Какая несправедливость!
* * *
Данбар потерял равновесие на зыбких камнях и, споткнувшись, чуть не упал.
– Выбирай лучше дорогу, – пробурчал он Саймону. – Здесь слишком крутой спуск. Я с трудом могу шагать по ровному, а уж тем более вниз по скользкому склону, на который ты нас вывел!
После того дурацкого несчастного случая в Давосе год назад больше всего его пугало – или во всяком случае, среди нескольких пугавших его вещей – падение. В принципе это была крайне неудачная идея – собрать самых влиятельных людей в мире на экономический саммит в январе и заставить их шагать по обледенелым улицам горнолыжного курорта. Организаторы любят называть этот саммит «форумом» – тоже крайне неподходящее слово, потому что кому и когда требовалось особое приглашение, или белый пропуск, за которое все были готовы глотку перегрызть, чтобы сходить на площадь или на рынок. Он в тот день прибыл в Давос с опозданием на два часа и торопился на встречу – на тайную встречу вне программы форума, которая была поважнее прочих. Шел сильный снегопад, что было бы очень кстати, если бы какой-то инициативный болван из обслуги форума не соскреб свежевыпавший снег до черных ледяных островков на дороге к шале Жу. Данбар спешил к двери шале, но поскользнулся на ледяной заплатке и упал на спину, сильно стукнувшись затылком. Из-за этого падения он выглядел смешным: он потерял лицо на глазах у проклятого коммунистического торгаша. Его пунктик насчет пунктуальности стоил ему полутора месяцев в больнице, и он упустил контракт на спутниковое телевещание, на подготовку которого ушел целый год. И с тех пор все пошло наперекосяк. Вот когда его звезда начала закатываться: его падение, точно в замедленной съемке, продолжавшееся весь прошлый год, падение, которого он пытался избежать и которое завершилось таким вот фатальным финалом на этом скользком горном склоне.
– Что-то ты сегодня неразговорчив, – заметил Данбар, крепче сжимая плечо Саймона. – Не пойму, как ты можешь шагать по этой горе и не падать.
Если его усталые мышцы и натруженные связки на ногах сведет, он вообще не сможет двинуться. Пока что ему удавалось приноровиться к чудной манере Саймона идти на полусогнутых, – тем самым он облегчал нагрузку на колени, которым с трудом давался каждый последующий шаг. Если бы его усталость могла победить его страх, он с радостью бы лег на землю и умер, но пока что страх побеждал утомление и заставлял его шагать.
В его глазах ландшафт приобрел изменчивость и загадочность, какая обычно присуща бегущим в небе облакам. Эта буйная изменчивость сдерживалась скупым выбором форм, на которые он загадочно намекал. Данбар видел вокруг стаи крадущихся животных, пегих от снежной россыпи на их шкуре, задравших головы вверх, оскаливших зубы, вытянувших длинные лапы с ужасными когтями или припавших к земле, чтобы, с силой оттолкнувшись, нанести своей жертве смертельный удар. Слева от себя, в нескольких сотнях ярдов, он заметил одну из многих голов ужасного Цербера, которого, должно быть, разбудил грохот сорвавшегося камня или стук упавшего тела. Округлая поверхность его драконьего хвоста, притворившегося холмиком, вдруг исчезла из виду, чтобы вскоре вдруг снова явиться прямо под сбитыми до синяков ногами Данбара. А когтистые конечности, высовывающиеся из горы справа, были лапами Сфинкса, вросшего глубоко в землю. Он не смел оглянуться назад, в раскрытую пасть белоспинного волка, поджидающего, когда медленно волнующийся гребень утеса поможет ему совершить мощный прыжок и растерзать ему глотку. Нет, надо и вправду спешить за Саймоном в фермерский дом за склоном этой предательской горы, подальше от прожорливых пастей жуткого ландшафта. Он надеялся, что Саймон знает, что делает, и не заведет его в ловушку. Саймон сегодня был странно молчалив. Впрочем, Данбар и так знал, что люди рядом с ним обычно становились молчаливыми – даже президенты и премьер-министры! Все они ждали, надеясь на его благовещение: «Я сомневался в вашем правительстве, Мэгги, но лишь до тех пор, пока вы не начали стрелять террористам в спины… Я понимаю вашу стратегию, господин президент, и вы можете рассчитывать на нашу поддержку… Боюсь, все, чего вы добились, Бернанке, – так это превратили кризис долгов частного сектора в общенациональный долговой кризис!»
