— Я собирался сойти в Англии и вернуться домой, а теперь передумал: останусь.
— И правильно. А почему передумал?
— Не знаю. Может, из-за драгоценностей. Я решил, что тебе можно доверять. Я ошибаюсь?
— Мне можно доверять во всем, кроме двух вещей: женщин и денег.
— И все-таки я хочу, чтобы ты мне ответил на вопрос: «Что случилось с Чарли Нортрепом?» Ничего, что я спрашиваю?
Джек помолчал с минуту, а затем очень серьезно сказал:
— Думаю, он мертв. Но точно не знаю. Если даже он и мертв, это не убийство. В этом я уверен.
— Ты говоришь правду?
— Даю слово… Говорю то, что знаю.
— В таком случае придется тебе поверить. Сдай карты.
Он взял колоду и помешал ее. «В очко?» — спросил он и сдал втемную себе и мне. У меня было восемнадцать, у него двадцать, что он мне тут же, не успел я сделать ставку, продемонстрировал. Я с изумлением посмотрел на него, но он произнес только одно слово: «Смотри», после чего сдал в открытую шесть раз, мне и себе. За все шесть сдач я ни разу не набрал больше семнадцати, а он — четыре раза двадцать и дважды — «очко».
— Недурно. Тебе всегда так везет? — поинтересовался я.
— Карты крапленые, — ответил он. — Никогда не играй в карты с шулером. — Он подбросил колоду, откинулся в кресле и посмотрел на меня. — Думаешь, это я убил Нортрепа?
— Ты же говоришь, что не ты. Я тебе верю.
— Ты меня не убедил.
— Вот видишь, а ты меня, наоборот, убедил.
Он надел пиджак и встал.
— Пошли на палубу. Я расскажу тебе пару историй.
Я последовал за ним, и мы пришли на то самое место, где он выбросил в море драгоценности. Кроме сидевшей в шезлонге старухи, той самой, кругом, как всегда, никого не было. Лучшего места для конфиденциального разговора было не найти.
— Как поживаете, мадам? — спросил Джек у старой аристократки, которая сдвинула было брови, сочтя, очевидно, этот вопрос оскорбительным, но затем успокоилась и взглянула на Джека как на пустое место. Джек пожал плечами, и мы, облокотившись на поручни, стали смотреть на волны и на пенящийся след за кормой.
— Я как-то из-за крапленых карт утопил одного парня, — сказал Джек.
Я кивнул, ожидая продолжения. Джек некоторое время молча смотрел на море, а затем начал рассказывать:
— Играли в карты. В отеле. По-крупному. Тогда-то, кстати, я и познакомился с Ротстайном. Я только из тюрьмы вышел и работал у Малыша Оги — морды бил кому не попадя. Шпана, одним словом. Да, шпана. «Хочешь, — говорит мне Оги, — поработать вышибалой?» — «Давай», — говорю. Посылает он меня, значит, в этот отель, а там Ротстайн, пидар этот. «Что это у тебя с головой?» — спрашивает. «А что у меня с головой?» — «Прическа, — говорит. — Ты, — говорит, — похож на освежеванного кролика. На плохо освежеванного кролика. Постригись, сделай милость». Каков сукин сын, а? У самого в кармане семьдесят шесть штук, он сам мне сказал, а мне говорит: «Постригись». Подонок, думает, он лучше всех. Насчет прически-то, положим, он был прав. Постригли меня — хуже некуда. Жуть. Говорю же, я тогда уличной шпаной был и выглядел соответственно. Но он меня этим своим замечанием, считай, по стенке размазал…
Играют они, значит, а тут объявился какой-то пижон, назову его Уилсон, — норовит с Ротстайном сыграть. Там и другие игроки были, но ему, видишь ли, Ротстайна подавай — король как-никак. Сел он с ним, с Ротстайном, играть и на первой же сдаче одиннадцать тысяч выигрывает, на второй — восемь, а на третьей, когда банк поделили, — еще пять. А у Ротстайна двое его людей сидят в нужнике и колоды Уилсона изучают — не крапленые ли? Так и есть, нашли крап, маленькие такие мушки на рубашках, в углу. Работа — не придерешься, первый класс. Ротстайн смотрит, такое дело, и объявляет перерыв, но виду не подает, а мне говорит, чтобы я, если что, Уилсона приструнил. «Хорошо», — говорю — мне же за это деньги платят. Сдает он Уилсону втемную, Уилсон идет на все — и проигрывает. Расплачивается, а А.Р. ему: «Проиграл втемную — бывает, только зачем же фальшивыми расплачиваться? Несолидно как-то». Только Уилсон встал — тут я ему и врезал. Убить не убил, но приложил как следует. Приходит он в себя, а мне говорят: отвези его отсюда куда-нибудь, чтоб не говнился. Убей — не сказали. Отвез я его на машине к реке и отвел к причалу. Он предложил мне четыре штуки, все, что у него осталось, и я взял. Взял, выпустил в него три пули и утопил. Потом оказалось, у него трое детей было. Он, конечно, жулик был, но жилось ему несладко. Посмотрел он на меня и говорит: «Ты что?! Я ж тебе четыре штуки дал!» Трудная у него жизнь была, с тремя-то детьми, а я его взял и замочил. Уж больно мне эти его четыре штуки нужны были, а я знал, что у него они есть. До него я никого не убивал, он первый. А знаешь, кто виноват? Ротстайн. Может, я б его и не убил, если б А.Р. мне про стрижку не вклеил, после этого я себя сразу шпаной, шестеркой почувствовал. Нет, я и сам знал, что я шпана, но не думал, что это так заметно. А с четырьмя штуками я шпаной быть перестал. Справил себе новый костюм и постригся — и не где-нибудь, а в «Уолдорф-Астории».
Эти четыре тысячи воодушевили Джека. Вместе с братом Эдди он познакомился с Тузом О’Хейганом, который работал шофером у Верзилы Билла Дуайера, торговца ромом номер один. На Дуайера кто только не работал: и береговая охрана, и весь Джерси-Сити, и часть Лонг-Айленда. Узнав все это, Джек дает Тузу полсотни, чтобы тот и его работать устроил к Дуайеру. Туз звонит Дуайеру прямо из бара, он там в это время с братьями Брильянтами выпивал, но Билла не застает — тот, говорят, где-то гуляет и вернется нескоро. Тогда Джеку пришла в голову другая идея, и он, когда они втроем в машину сели, Эдди за руль, а Джек с Тузом сзади, вставил пистолет О’Хейгану в ухо и потребовал адрес дуайерского склада со спиртным — любого, лишь бы без особой охраны.
«Говорить Туз отказался, — рассказывал мне потом Джек, — и я ему шарахнул дулом пистолета по носу, да так, что тот всю машину кровью залил. Едем в Бронкс, там, я слышал, грузовик достать можно. «Если не скажешь, — говорю Тузу по дороге, — я тебе пятки дотла сожгу, так и знай». Тут он наконец раскололся, забили мы ему ноздри туалетной бумагой и поехали на самый маленький склад Дуайера в Уайт-Плейнз. Там я сочиняю историю, что нас послал с грузовиком миллионер по имени Райли, — я знал, что Дуайер дела с ним делал, — и Туз подтверждает, что так оно и есть. Уговаривает двоих ребят, которые склад стерегли, чтобы они загрузили в грузовик шотландского виски и шампанского, а на обратном пути в город мне говорит: «Дуайер убьет тебя». А я ему: «Брось ты, Билл отличный парень, такие, как он, поощряют инициативу».
Потом мы отвезли Туза в больницу, и я заплатил, чтобы ему нос выправили. Мы с Эдди решили: пусть поживет у нас, пока я не придумаю, что дальше делать. Будит он как-то ночью Эдди и говорит: «Он что, собирается убить меня?» А Эд ему: «Нет, вряд ли. Если б он хотел тебя убить, с какой стати ему было платить за твой нос?»
