Как была в комбинации, она подсела к туалетному столику и причесала растрепавшиеся волосы, затем повернулась, метнула на меня быстрый взгляд, приподняла комбинацию, продемонстрировав бедро и подвязку, и я подумал: «Ого, если я сделаю то, на что она меня подбивает, меня ждут неприятности, очень большие неприятности». И еще я подумал: «Отомстить ему хочет!» Но я ошибался.
— Знаешь, — сказала она, — сама не знаю, что я здесь делаю.
— В этой комнате или на этой земле?
— В этой комнате. Сидишь тут и ждешь, когда этот сукин сын заявится. Приходит, когда ему вздумается, ничего в голову не берет. Рассказываешь ему про Джимми Бьондо, а он и в ус не дует.
Я подумал, что Кики заговорила со мной об этом, ибо, сняв платье, ощутила свою силу. Без платья она была секс-символом, а в платье — всего лишь хрупкой красоткой. Демонстрируя мне свои прелести, она в действительности демонстрировала свою силу. Теноры вдребезги разбивают голосом посуду. Силачи гнут подкову. Секс-бомбы демонстрируют источник своей взрывной мощи. Это вселяет в них уверенность в силе — и в слабости — своего секретного оружия, в своей значимости, в том, что нескромные взгляды, которые стремятся проникнуть в тайну тайн, не случайны. Этим взглядом возжелаю тебя. Желанная. Да, да, видите? Я желанна — и все будет в порядке. Она чувствовала свою силу и говорила поэтому начистоту, как есть.
— Вы теперь на него постоянно работаете, мистер Горман? — Это «мистер Горман» развеяло мои фантазии, будто она меня соблазняет. Я испытал разочарование и облегчение одновременно.
— Да, кое-что я для него делаю.
— Помните Чарли Нортрепа? Вы его видели в баре, в горах.
— Конечно, помню.
— Вы думаете, Джек и правда что-то с ним сделал?
— Достоверной информацией я не располагаю.
— Этот Бьондо говорит, что Джек убил его, а я не верю. И про то, как они ослепили этого парня и девицу в реке утопили, тоже не верю. Не пойдет Джек на такое.
— Безусловно.
— Если б он это сделал, я б с ним не могла…
— Понимаю.
— Я бы прямо сейчас ушла, если б знала, что это его рук дело. Не могу же я любить человека, который такое вытворяет, верно?
— Но вы ведь сказали, что это дело рук Мюррея, разве нет?
— Так Бьондо говорит, но он сказал, что Джек знал об этом.
— Мало ли, что сказал Бьондо.
— Вот именно. Джеку Чарли Нортреп нравился, я точно знаю. Он тогда пустил в спину Джеку струю пива, и Джек вечером мне сказал: «Если б я его так не любил, ему бы не поздоровилось». Все почему-то думают, что Джек злой, а он ведь ласковый, добрый, мухи не обидит. Джек — настоящий джентльмен, более нежного, ласкового я не встречала — а встречаться мне довелось со многими, уж вы мне поверьте. Были и хорошие, а были такие… Я сама видела, как они с Чарли Нортрепом разговаривали, как гуляли во дворе, на ферме. Сразу видно было, что Джек его не обидит. Врут эти газеты, я-то знаю.
— Они гуляли и разговаривали до или после того дня, когда мы встретились в горах?
— После. Через пять дней. Я считала дни. Я всегда считаю дни. На ферме у Бьондо. Джек сказал, что нечего мне в горах сидеть, это, мол, слишком далеко, и переселил меня на несколько дней на ферму.
— Как насчет обеда?
— На ферме? Мне Джесси готовил. Старый негритос, тот самый, который самогон гонит.
— Вы меня не поняли. Сейчас мы обедать пойдем?
— А, сейчас. Я готова, только платье надену.
Кики закрыла врата любви и встала.
— Знаешь, — сказала она, — а ты мне нравишься. С тобой можно разговаривать. Только не подумай чего такого.
— Ты хочешь сказать, что мы друзья?
— Именно это я и хотела сказать. А то, бывает, скажешь человеку хорошие слова, а он с приставаниями лезет…
— А я тебе нравлюсь, потому что не пристаю?
— Потому что собирался пристать и не стал, а возможность у тебя была лучше не придумаешь.
— А ты проницательная.
— В смысле?
— Смотришь в корень.
— Я смотрю не в корень, а как на меня смотрят, только и всего.
— Ты, я вижу, в людях разбираешься.
— Я сразу поняла, что с тобой можно иметь дело. Когда с тобой говоришь, себя куклой не чувствуешь.
Пока мы с Кики сидели в ресторане, Тони (Малыша) Амаполу уложили четырьмя выстрелами в голову и в шею, а затем утопили в реке недалеко от Хэкенсека. В газетах написали, что Тони был закадычным дружком Джимми Бьондо, а Бьондо — доверенным лицом Капоне, что не соответствовало действительности. В конечном счете сошлись на том, что Малыш явился «очередной жертвой очередной пивной войны», однако, на мой взгляд, Тони пострадал из-за неумения Джимми вести себя с дамами.
Дождавшись Джека, который вернулся около полуночи, я сел в машину и поехал в Олбани, не сообщив ему о своем решении поставить точку. Когда же на следующее утро я пришел в контору, мне передали, что звонил Джесси Франклин, который просил меня прийти к нему поговорить. Если бы Кики не обмолвилась накануне, что Джесси готовил ей, когда она жила на ферме, я бы вряд ли его вспомнил. Я позвонил ему, и оказалось, что живет Джесси в ночлежке для негров в Саут-Энде. Я предложил ему прийти в контору, но Джесси заупрямился, сказал, что не может, и спросил, не приду ли я. Мне никогда еще не доводилось встречаться со своими клиентами в ночлежке, и я согласился.
Размещалась ночлежка на первом этаже здания, где когда-то был извозчичий двор; в комнате стояло с десяток коек, из них заняты были лишь две; на одной лежал и что-то хрипло и бессвязно бормотал пьяница в белой горячке, а на другой восседал издали похожий на скорбную бронзовую статую Джесси, старый негр с усталым лицом и курчавыми седыми волосами. Одетый в затасканный комбинезон, он сидел на кровати, уставившись в пол, где, вокруг его грязных башмаков, резвились здоровенные тараканы. Джесси жил в ночлежке уже фи недели, выходил только купить себе поесть, а потом возвращался обратно, спал и ждал.
— Вы помните меня, мистер Горман?
— Вчера вечером мы как раз говорили о тебе с Кики Робертс.
— Красивая дамочка.
— Да, в этом ей не откажешь.
— Она не видела того, что видел я. То, что видел я, никто не видел. Я хочу рассказать, что я видел. Вам рассказать.
— Почему мне?
— У меня есть деньги. Я могу заплатить.
— Верю.
— Своих ребятишек-то я отправил, а вот сам уезжать не хочу. Не знаю куда. То есть я, конечно, могу вернуться обратно на ферму, к мистеру Джеку, но туда я возвращаться не хочу. После того, что я видел, я туда в жизни не вернусь. Боюсь я этих людей. Я знаю, полиция меня тоже ищет, они спрашивали про меня у мистера Фогарти, пока его еще не посадили, а я с полицией дела иметь не хочу, вот и подался сюда, в Олбани, здесь ведь, я точно знаю, цветных хватает, а меня никто знать не знает. Я понимаю, деньги у меня скоро кончатся, и придется отсюда все равно сматываться, тут-то они меня и сцапают, как пить дать сцапают. Сижу я тут, думаю, что же мне делать, и тут вспоминаю, что у мистера Джека есть друг-адвокат в Олбани. Три недели я тут сидел и пытался припомнить ваше имя. И вот вчера этот старый пьяница входит и прямо передо мной на пол падает, вот здесь, где таракашки ползают, лежит, а у самого из кармана газета выглядывает, смотрю, а там ваша фотография и фотография мистера Джека. Вот он, тот, кто мне нужен, думаю, вот он. Джентльмен, которому это заведение принадлежит, дал мне ваш телефон, слова не сказал, я и позвонил, решил, может, вы мне поможете.
