— Государь наш, батюшка Пётр Алексеевич! Скажу тебе по правде, ибо знаю, как ты любишь правду. Полковники допустили оплошку, и ныне надобно думать, как отвести от них беду.
— Какую ещё оплошку?! — резко и требовательно выкрикнул Петруша.
— Не спеши, государь! Слушай меня внимательно и отвечай рассудительно. Ты признаешь закон?
— Закон — это то, что я велю делать.
— Не совсем так, — мягко возразил князь. — Истинный закон в государственной целесообразности и необходимости. И сам царь не может его нарушить. Без опасных последствий. Древние греки говорили: «Закон суров. Но это закон».
— Так ты против полковников? — нетерпеливо вскинулся юный царь.
— Нет. Но ныне против полковников сам рок. Полковники нарушили закон, которого никто не отменял. Они пренебрегли указом царя Фёдора Алексеевича вернуть стрельцам всё забранное у них верхними чинами.
— А ежели дадено было недостойным? А отымать будут у достойных?
— Законом это не предусмотрено. Покойный великий государь Фёдор указание дал, чтобы никаких взятков со стрельцов не брать и никуда для работ не посылать. Полковники забыли тот указ и чинили стрельцам тяготы и неправды.
— Я отменю этот указ!
— Отмени! Да дело-то уже сделано. Идти против закона — это всё одно, что идти против самого рока. — И, помолчав, князь спросил: — Тебе ведома история братьев Гракхов? Никита Моисеевич не рассказывал тебе о ней?
Вместо ответа Петруша что-то пробурчал. И князь стал рассказывать:
— Сия история ныне к месту. Древний римлянин Тиберий Гракх ради доброделания вздумал добиться решения сената о возобновлении старого закона, чтобы начать передел земли в интересах граждан, и, хотя его поддержало большинство, действующий закон и связанное с ним положение дел оказались сильнее разумных побуждений. Тиберий Гракх был убит своими врагами. А что же завоёванное им большинство? Никто, кажется, и не пытался его спасти. Подобная судьба постигла и его брата Гая Гракха, хотя и при других обстоятельствах. Народ почтил память братьев Гракхов. Само место, где они были убиты, древние римляне стали почитать как священное. И матери их Корнелии поставили памятник: «Корнелия, мать Гракхов».
Не заботясь о впечатлении, князь продолжал приводить примеры из истории Древнего Рима, сыпал цитатами на латинском языке, ибо хорошо знал латынь, что в то время было большой редкостью среди князей и бояр.
С восторгом слушала его правительница Наталья. Сама-то она не знала не только латынь, но и историю. Как же она гордилась учёностью князя Бориса Голицына! Он дядька, наставник её сына. Он её избранник!
— Сколь же велика твоя учёность, князь Борис Алексеевич! Сколько разума и света в твоих очах! — не сдержала своего восторга правительница. И, помолчав, добавила со свойственной ей горячностью и отсутствием такта: — Я подумаю, чем наградить тебя!
Князь лукаво скосил глаза в сторону:
— Не срами меня, благоверная царица. Ныне премного тебе обязан.
На время оба забыли о маленьком царе, а когда оглянулись на него — ахнули: Петруша крепко спал, откинув голову на сиденье, так что она слегка свесилась. Лицо его вздрагивало, на шее вздулись жилы.
Князь вскочил, осторожно поменял положение головы, но Петруша даже не пошевельнулся.
— Эк мы уморили наше дитятко речами умными! — воскликнула Наталья, касаясь губами лобика сына.
Она испугалась чего-то. А князь, видя испуг царицы, попытался взять на руки сонного мальчика, но сделал это неловко: длинные ноги ребёнка упирались в пол. Да и тяжеленек стал Петруша.
Наталья позвонила спальникам. Они тут же явились и унесли драгоценную ношу. А Наталья с князем остались, чтобы завершить беседу и принять какое-то решение о судьбе полковников.
Глава 27
КАИНОВА ПОДАТЬ
Проследив глазами, как уносили Петрушу, князь сказал:
— Петруша быстро в рост пошёл. И характер у него заметно меняется.
— Да, нравом становится больно упрям. Так и норовит решить всё по-своему.
Но оба думали уже не о Петруше, а о судьбе полковников. Какое принять решение? Первой начала Наталья:
— Что будем делать с полковниками? Какой совет дашь, князь? Как скажешь, так и сделаю.
Князь Борис усмехнулся:
— Сделаешь-то ты всё равно по-своему.
— Да не томи ты душу, говори!
— Полковников надобно наказать ради их же спасения. Не выдавать же их стрельцам!
— А коли они потребуют выдать?
— Сама подумай, на что решиться. — И, помолчав, князь многозначительно добавил: — Не сделать ли какой уступки стрельцам... ради тишины государства?
— А ежели издать указ о наказании полковников, а повременив, отменить его?
— Как бы стрельцы не отменили нас с тобой. Или не видишь, какую силу они взяли? Решай не решай, ныне они станут вершить свою волю.
— Или не слышал, как Петруша сказал: «Я эту волю у них отыму» ?
— Какая сила у ребёнка, хоть и царя? Подождём, пока в возраст войдёт.
— Что стрельцы будут делать с полковниками? — озабоченно спросила Наталья.
— Выведут на Ивановскую площадь.
— Ужели накажут? — испуганно вскричала Наталья.
— Да уж батогов жалеть не станут.
Наталья плотно сжала губы, думая о своём. Князь Борис с любопытством посмотрел на неё. Он, кажется, понимал её мысли. Догадывался, что милосердия полковники от неё не дождутся. Слишком она любит власть, и слишком тяжело она ей досталась. Шесть лет и три месяца терпела царица правление Фёдора, так неужели будет рисковать этой властью, спасая полковников от наказания? Ради власти она и перед гибелью их не остановится.
Впрочем, ему ли судить её? Каково-то ей одной с ребёнком-царём?
На миг в душе его проснулись угрызения совести. Не ему ли и подумать, как облегчить её ношу? Может быть, найти слова сочувствия и поддержки? Но, подумав, он ничего не нашёл, кроме этих скупых слов:
— Ох и тяжёлая у тебя ноша, государыня!
Но сердце Натальи дрогнуло от благодарности и за эти простые слова. Только бы сердцем радел ей князь, а не по одной лишь обязанности дядьки Петруши! Она же найдёт случай, как приласкать его и «отдарить».
В последнее время она часто чего-то опасалась. Немало и за братьев своих душой болела, особенно за Ивана. Такой шалопутный да легковерный и озорной, не натворил бы какой беды! Иное дело — князь Борис. Он и жизнь знает, и рассудить может, что и как. В душе была одна забота: «присушить» бы его, да не стали бы злые люди завидовать и несогласие между ними сеять. Не оттого ли князь держится сторонкой? Ни разу словечка ласкового не сказал...
