Эта была ловушка, которая привела герцога на мост Монтеро. Дофин Карл и его приверженцы Арманьяки ни на минуту не собирались ударить с бургундцами по рукам и самым явным образом показали это. Возникает справедливый вопрос, полностью ли они отдавали отчет в своих действиях, ибо у Жана Бесстрашного был сын по имени Филипп двадцати трех лет от роду (что в 1419 году считалось зрелым возрастом), доказавший свое умение в гражданских и военных делах. Ответ, вероятно, заключается в том, что Карл никогда не жил своим умом, а его любимцы Арманьяки думали только о том, как отомстить за выступление парижан против их партии, и не ломали себе голову над последствиями.
А последствием стало то, что Филипп созвал бургундцев и их сторонников в Аррасе. Предметом обсуждения была месть дофину за предательское убийство. Съезд постановил заключить мир с Генрихом Английским на любых условиях, чтобы объединенными силами сразиться с негодяем Карлом. Выдвигая условия, Генрих еще выше взвинтил свою цену: он потребовал, кроме принцессы Екатерины, назначить его регентом при полубезумном короле и признать наследственное право на французский трон, для чего следовало изгнать дофина, которого его мать называла бастардом. Бургундия приняла условия, и ее альянс с Англией упрочился женитьбой Джона, герцога Бедфордского и брата Генриха, на сестре Филиппа — Анне. В случае перехода корон Англии и Франции в одни руки договор предусматривал исключительно личную унию с сохранением обеими нациями своих законов и обычаев, формирование национальных правительств из собственных граждан и передачу парижскому парламенту властных полномочий во Франции при верховной власти короля.
Заключив это соглашение, англичане и бургундцы взялись за покорение Франции. Успех сопутствовал им, поскольку на их стороне был законный король Франции и Париж находился во власти бургундцев. Остатки оппозиции больше молчали, чем возвышали голос; больше бездействовали, чем действовали, а действия проявлялись в неповиновении городов, что превратило войну в серию осадных операций. Но летом 1422 года Генрих, прозванный во Франции Завоевателем, заразился свойственной завоевателям болезнью — переутомлением, которая доконала его в несколько недель. В октябре безумного Карла постигла та же участь, и младенец нескольких месяцев от роду был провозглашен королем Англии Генрихом VI и королем Франции Генрихом II.
II
Регентом и протектором обоих государств стал Джон Плантагенет, герцог Бедфордский, и даже в этом семействе талантливых и неистовых деятелей мало кто мог соперничать с ним. Большую часть времени он проводил, руководя французским походом, оставив Англию на своего брата Хамфри Глостерского, который не справлялся с возложенными обязанностями и рассорился с епископами и дворянами, поэтому Джону часто приходилось выручать его из разных передряг.
Но главные события истории разворачивались во Франции. Бедфорд уступал Генриху V, с которым могли сравниться немногие, но сумел сохранить с Бургундией превосходные отношения. Его действия создавали впечатление, что он старается управлять Францией в ее интересах. Он реформировал судебную систему и основал Каннский университет. Правителями провинций «в послушание королю Генриху» назначались французы; и подавляющее большинство членов регентского совета тоже были французы. Регулярно созывались Генеральные штаты, и тогдашние хроники говорят о Бедфорде с непритворным восхищением. Короче говоря, ему удалось покорить ту часть Франции, которую Генрих V завоевал. Ги де Бутийе, командовавший обороной Руана против Генриха V Английского, стал преданным прево города Парижа при Генрихе II Французском.
И все же англичан принимали лишь высшие классы общества, а под ними оставалась немая оппозиция. Бедфорд проводил просвещенную политику, направленную на примирение, но те, кто осуществлял ее внизу, не были ни просвещенными, ни мирными. Это были захватчики, чужаки, «годоны»
[6], так они себя и вели. Приходя в город, они забирали яйца и кур, молоко и коров, насиловали всех женщин, которые попадались на глаза. Бургундцы, говорившие на французском языке, были не намного лучше; и на этом низком уровне дело редко обходилось без уличных драк и скандалов.
Безусловно, не так было в крупных городах, где командование поддерживало порядок, но англо-бургундская оккупация тяжким бременем легла на сельскую местность, и его тяжесть усугублялась условиями, в которых шла война. Англичане довольно прочно закрепились в оккупированной Нормандии и не имели необходимости устанавливать особый надзор, а в Пикардии и на севере Шампани бургундский герцог был законным сюзереном и не мог считаться захватчиком. Но в Мэне, Анжу, Иль-де-Франсе, Южной Шампани то и дело попадались островки сопротивления, тут и там бунтовали жители городков, владельцы отдельных замков, стоящие за дофина. И туда тянулись отряды англичан и бургундцев, высматривая очаги оппозиции, чтобы подавить их, а заодно пограбить под предлогом, что они встретили противодействие, действительное или мнимое — неизвестно.
У англо-бургундцев не хватало сил, чтобы систематически уничтожать эти островки сопротивления. Англия только начала приходить в себя после двух эпидемий «черной смерти», и ее народонаселение насчитывало около 2 миллионов человек; а на территории Франции тех лет проживало около 20 миллионов. Часть из них принадлежала к настроенным за англичан бургундцам, но численное превосходство французов было велико, к тому же во время регентства Бедфорда на службе у французов находилось значительное количество шотландцев.
Эти числа сами по себе не могли воспрепятствовать полному покорению Франции. Англия когда-то перешла под власть столь же малочисленных по отношению к основному населению норманнов, да и Александр Великий завоевал весь Восток с войском, чуть более чем вдвое превосходившим английский контингент, который Бедфорд мог разместить во Франции. Но нужно учитывать местные условия. По всей территории к югу от Луары и вдоль ее русла были плацдармы, подчинявшиеся французскому правительству, которое, каким бы презренным, неумелым и корыстным оно ни было, имело право заявлять о своей легитимности. Пока Франция владела значительной частью территории и была способна собирать армии и взимать налоги, пока у нее был административный центр, завоевание нельзя было считать завершенным. Именно отсутствие центра управления сопротивлением привело к тому, что захватчики победили в Персии и позже в Англии; уничтожение такого центра сделало победу при Лас-Навас-де-Толоса решающей.
Немаловажную роль играли способы ведения войны в ту эпоху. Почти за сто лет до того английский король Эдуард заменил феодальные призывы в армию долгосрочной оплачиваемой службой профессиональных солдат и разработал тактическую доктрину наилучшего использования такой армии. Его тактика основывалась на построении плотного блока пеших латников, вооруженных копьями, мечами и боевыми топорами, расположенного между выдвинутыми вперед на флангах клинообразными отрядами лучников. В таком положении англичане ждали атаки. Мощь залповой стрельбы лучников заставляла рыцарскую конницу сбиваться в кучу; тяжеловооруженные рыцари не могли преодолеть зону обстрела без больших потерь. С различными вариациями эта схема использовалась в битвах при Креси, Пуатье, Азенкуре и дюжине мелких сражений. Будучи оплачиваемыми профессионалами, англичане могли позволить себе вести длительные кампании. Как правило, они дожидались атаки, потому что рыцарская честь противника повелевала ему не стоять на месте.
