«Дело» Тэмугэ-отчигина и восстание Наяна. В монгольской исторической хронике «Сокровенное сказание», традиционно датируемой 1240 г., описывается сцена выбора Чингис-ханом своего наследника, которым стал его третий сын Угедэй. В ответ на решение отца последний задал следующий вопрос:
А что как после меня народятся такие потомки, что, как говорится, хоть ты их травушкой-муравушкой оберни – коровы есть не станут, хоть салом обложи – собаки есть не станут!» И тогда Чингис-хан ответил: «Ну, а уж если у Огодая народятся такие потомки, что хоть травушкой-муравушкой оберни – коровы есть не станут, хоть салом окрути – собаки есть не станут, то среди моих-то потомков ужели так-таки ни одного доброго и не родится? [Козин, 1941, с. 186].
[42]
Именно эта фраза Чингис-хана для его потомков, со временем ставших придавать любым изречениям своего родоначальника силу закона, стала основой принципа организации высшей власти в Монгольской империи и других чингисидских государствах: только прямые потомки Чингис-хана могли занимать ханский трон [Султанов, 2006, с. 20] (см. также: [Марко Поло, 1997, с. 245]).
Однако невозможно точно установить, когда именно этот принцип был официально введен в действие. Скорее всего, в первые годы после смерти Чингис-хана формального порядка наследования трона не существовало. Ханы избирались на курултае – съезде всех потомков Чингис-хана и монгольской знати, и даже прямое указание ханом своего потенциального преемника отнюдь не влекло непременную обязанность участников курултая избрать ханом указанного царевича, нося всего лишь «рекомендательный» характер [Султанов, 2006, с. 92]. Как мы помним, даже младший брат Угедэя, Тулуй, ставший регентом после смерти Чингис-хана и до избрания его преемника, не оставлял надежды занять трон, всячески затягивая проведение курултая и, следовательно, избрание Угедэя [Биография, 1965, с. 188] (см. также: [Султанов, 2001, с. 41]). Тем не менее авторитет недавно умершего Чингис-хана и влияние его ближайших сподвижников – исполнителей его посмертной воли были настолько велики, что Угедэй был избран новым монгольским ханом без особых споров и разногласий. Гораздо больше проблем возникло после смерти самого Угедэя (1241 г.), когда на трон предъявили претензии сразу трое его собственных потомков: старший сын Гуюк, второй сын Годан (якобы предназначенный в преемники Угедэю самим Чингис-ханом) и, наконец, Ширэмун, внук Угедэя, который сам хотел сделать его своим преемником. Пользуясь раздорами в ханском семействе, Туракина, вдова Угедэя, около пяти лет самовластно управляла государством в качестве регентши (подробнее см.: [Почекаев, Почекаева, 2012, с. 31–46]). В условиях нестабильной политической ситуации, постоянных смещений влиятельных сановников и назначений на их посты приближенных самой Туракины и отсутствия законодательства о престолонаследии Тэмугэ-отчигин, младший (и последний оставшийся в живых) брат Чингис-хана, также решил вступить в борьбу за власть, положив начало многовековому соперничеству прямых потомков Чингис-хана и потомков его братьев. В 1242 или 1243 г. он, собрав своих многочисленных нукеров, двинулся к ханской ставке, намереваясь занять трон.
Однако авантюра Тэмугэ окончилась неудачно. Регентша Туракина сумела собрать верные войска и под командой своего сына Мелик-огула выслала их навстречу мятежному родичу. Тэмугэ, всю жизнь бывший на вторых ролях, почел за лучшее отказаться от своего намерения захватить власть. При этом он постарался сохранить лицо, представив свое выступление как некое недоразумение, а поспешный отход связал с тем, что кто-то из его окружения умер, и необходимо соблюсти траурные церемонии. Выразив на прощание сожаление о случившемся, он отправился восвояси. Джувейни завершает свой рассказ о выступлении Тэмугэ-отчигина довольно ехидной фразой:
В это время распространились слухи о прибытии Гуюка и его войск, с которыми он расположился на берегу Эмиля, в связи с чем его [Тэмугэ] сожаление стало еще больше [Juvaini, 1997, р. 244] (ср.: [Рашид ад-Дин, 1960, с. 116–117]).
На этом, казалось, недоразумение между родственниками было улажено, и в течение нескольких лет о поступке брата Чингис-хана никто не вспоминал.
Нарушил ли он какой-либо закон? Еще раз подчеркнем, что никаких нормативных правил относительно порядка престолонаследия в Монгольской империи в то время не существовало. Вышеприведенная фраза Чингис-хана, послужившая основой для правила о том, что трон может принадлежать только его прямым потомкам, была сказана не на официальном мероприятии – курултае: она была произнесена фактически в приватной беседе хана со своими сыновьями и ближайшими сановниками. Она даже не была включена в состав биликов Чингис-хана – его изречений, которые Чингисиды порой применяли наравне с законами. Даже тот факт, что Чингис-хану наследовал его сын Угедэй, не мог служить обязательным прецедентом, поскольку являлся пока еще лишь единичным, а не посторяющимся из раза в раз примером.
Кроме того, по всей вероятности, еще были живы люди, которые помнили, что в XII в. диапазон кандидатов на ханский трон был довольно широк. Например, прямому предку Чингис-хана, Хабул-хану из рода Кият в середине XII в. наследовал не его прямой потомок или ближайший родственник, а троюродный брат Амбагай – предводитель племени тайджиутов.
[43] Этот правитель, в свою очередь, завещал избрать ханом либо Хутулу – сына Хабула, либо собственного сына Хадана [Гэрэлбадрах, 2006, с. 60]. Да и сам Тэмуджин, будущий Чингис-хан, стал ханом не без проблем: с ним за власть боролись несколько потомков Хабул-хана (Алтан, Хучар, Сача-бэки), а также и представитель рода Амбагая, предводитель тайджиутов Таргутай-Кирилтух. Таким образом, больше прецедентов было в пользу Тэмугэ-отчигина, а не потомков Чингис-хана.
Тем не менее в 1246 г., когда новым монгольским ханом на курултае был избран Гуюк – старший сын Угедэя и Туракины, одним из первых его решений стало предание Тэмугэ-отчигина суду, который возглавили Орду – старший сын Джучи, первенца Чингис-хана, и Мунке – старший сын вышеупомянутого Тулуя. Они осудили Тэмугэ «на основании Ясы», т. е. законодательства Чингис-хана, и приговорили к смерти [Рашид ад-Дин, 1960, с. 119; Juvaini, 1997, р. 255]. Единственное преступление, за которое брат Чингис-хана был осужден с такой формулировкой, было, по-видимому, стремление самовольно занять трон – без созыва курултая. Даже иностранным дипломатам известно такое постановление Чингис-хана. Так, Иоанн де Плано Карпини отмечает:
Одно постановление такое, что всякого, кто, превознесясь в гордости, пожелает быть императором собственною властью без избрания князей, должно убивать без малейшего сожаления [Карпини, 1997, с. 48].
