Несколько примеров таких связей, получивших огласку в 80-х, — не более чем вершина айсберга. В 1983 году начальник ISI генерал Ахтар Абдур Рахман был вынужден сменить весь персонал ISI в Кветте из-за его участия в торговле наркотиками и оружием, предназначавшимся для моджахедов
[154]. В 1986 году майор Захуруддин Африди был пойман по пути из Пешавара в Карачи с 220 кг героина высшей очистки — самая крупная партия героина, захваченная полицией за всю историю Пакистана. Через два месяца офицер ВВС Халилур Рахман был пойман на той же дороге еще с 220 кг героина. Он спокойно признал, что это его пятая поездка. По американским уличным ценам только эти две партии стоили 600 млн. долл., что примерно равнялось объему американской помощи Пакистану в том году. Оба офицера содержались в тюрьме города Карачи, но таинственным образом им удалось бежать. «Дело Африди-Рахмана указывает на существование героинового синдиката внутри армии и разведки, связанного с Афганистаном», — писал Лоуренс Лифшульц.
[155]
В 80-е годы Американское Управление по контролю над наркотиками (Drug Enforcement Administration, DEA) имело в Пакистане 17 штатных сотрудников. Они раскрыли 40 главных героиновых синдикатов, некоторые из них — с высшими правительственными чинами во главе. Но не один из синдикатов за эти десять лет не был разгромлен. Существовал понятный конфликт интересов между ЦРУ, не желавшим показывать связей между «героическими» моджахедами и пакистанскими наркоторговцами, и DEA. Несколько сотрудников DEA потребовали перевода в другое место, а как минимум один из них подал в отставку из-за того, что ЦРУ не давало им делать свою работу.
Во время джихада и моджахеды, и офицеры коммунистической армии в Кабуле не упускали своего счастья. Логистика всего дела была проста. Караваны ослов, верблюдов или машин, привозившие оружие в Афганистан, раньше шли назад пустыми. Теперь они везли опиум-сырец. ЦРУ и ISI приплачивали пуштунским вождям за беспрепятственную доставку оружия через их территорию. Вскоре те же вожди собирали дань с героина, следующего в Пакистан. Национальная служба тыла, армейская транспортная компания, возившая оружие ЦРУ из Карачи в Пешавар и Кветту, часто использовалась наркоторговцами со связями для доставки экспортного героина в Карачи. Героиновый транзит восьмидесятых не мог бы существовать без ведома, если не согласия, высших должностных лиц в армии, правительстве и ЦРУ. Все предпочитали не замечать этого, чтобы решить более важную задачу — победить Советский Союз. Никто не планировал бороться с наркотиками.
Только в 1992 году, когда во главе пакистанской армии встал генерал Азиф Наваз, военные всерьез взялись за искоренение наркомафии, расплодившейся в вооруженных силах. Но теперь уже героиновые деньги пропитали всю пакистанскую экономику, политику и все общество. Западные антинаркотические службы в Исламабаде собирали досье на наркобаронов, становящихся депутатами Национального Собрания во времена первого кабинета Беназир Бхутто (1988–1990) и Наваза Шарифа (1990–1993). Наркобароны проплачивали депутатов и от Пакистанской Народной Партии Бхутто, и от Мусульманской Лиги Пакистана Шарифа. Промышленность и торговля финансировались за счет отмытых наркотических денег, теневая экономика, составлявшая от 30 до 50 процентов всей экономики Пакистана, тоже сильно зависела от героиновых субсидий.
Лишь после вывода советских войск из Афганистана США и Запад стали давить на Исламабад, требуя пресечь производство опиума в Пакистане. В следующем десятилетии (1989–1999) Пакистан получил более 100 миллионов долларов западной помощи на борьбу с наркотиками. Сбор мака резко сократился с 800 тонн до 24 в 1997 году и до 2 тонн в 1999 году. Проекты замены мака другими культурами в СЗПП оказались весьма успешными. Но наркоторговцы и транспортная мафия никуда не исчезли, поскольку с приходом талибов и последовавшим ростом производства героина в Афганистане их бизнес получил новый толчок. Пакистан перестал производить героин, но он превратился в основной путь транзита для героинового экспорта талибов. Те же дилеры, водители грузовиков, медресе и правительственные связи, обеспечивающие Талибан оружием, топливом и продовольствием, служили и для экспорта героина — точно так же, как и в 80-е годы.
Пакистан возвращался к своим скверным привычкам. В феврале 1998 года администрация Клинтона обвинила Исламабад в том, что он слабо борется с производством и экспортом героина. США отказались подтвердить, что Пакистан борется с производством наркотиков, подали отсрочку в интересах национальной безопасности США.
[156] Но проблема наркотиков уже вышла за границы Пакистана и Афганистана. По мере открытия новых путей экспорта потребление героина в регионе быстро росло. В 1998 году 58 процентов опиатов потреблялось внутри региона, и только 42 процента экспортировалось
[157]. Пакистан, где в 1979 году не было ни одного наркомаиа-героинщика, насчитывал 650 000 таковых в 1986 году, три миллиона в 1992 году и пять миллионов (оценочно) в 1999 году. Потребление героина и наркоденьги усугубляли проблемы правопорядка, безработицы и позволяли крайним националистам и религиозным экстремистам вооружаться.
В Иране, по признанию правительства, было 1,2 миллионов наркоманов в 1998 году, но высшие чиновники в Тегеране говорили мне, что реальная цифра — примерно три миллиона. И это при том, что Иран ведет крайне жестокую борьбу с наркотиками и каждый пойманный с несколькими унциями героина автоматически получает смертный приговор.
[158] И Иран относился к наркотикам намного серьезнее, чем Пакистан. Начиная с 80-х годов, Иран потерял более 2500 человек убитыми в боях с перевозчиками наркотиков на афганской границе. После того как Иран закрыл границу в ходе противостояния с Талибаном в сентябре 1998 года, иранские службы безопасности задержали более пяти тонн героина всего за несколько недель. Талибан столкнулся с тяжелым финансовым кризисом из-за закрытия границы и падения экспорта героина, а вместе с тем и налоговых сборов.
Потребление героина в Узбекистане, Таджикистане, Туркменистане и Киргизии также вырастало из-за того, что они стали частью экспортного маршрута. В 1998 году пограничники перехватили на таджикско-афганской границе одну тонну опиума и 200 кг героина. В январе 1999 году президент Таджикистана Имомали Рахмонов заявил на международной конференции, что количество наркотиков, ввозимых в страну из Афганистана, составляет одну тонну в день, а их потребление растет. Узбекистан говорит, что объем наркотиков, ввозимых из Афганистана, вырос за 1998 год на 11 процентов.
Я сам видел, как героин открыто продавали рядом с пятизвездочным отелем в Ашхабаде, столице Туркменистана. А в самой гостинице русские и туркменские мафиози со своими подругами, одетые столь же ярко, сколь и безвкусно, говорили о своих поездках «по делам» на афганскую границу. В 1997 году власти захватили две тонны героина и 38 тонн гашиша. В 1999 году Туркменистан благодаря своей примирительной политике в отношении Талибана стал основным путем для экспорта афганского героина, а продажные туркменские чиновники наживались на этом.
[159] Президент Киргизии Аскар Акаев говорил мне в январе 1999 года, что его страна стала «основной дорогой для перевозки наркотиков, а от этого растет и преступность». Акаев говорил, что война против наркотиков не может быть выиграна до тех пор, пока не наступит мир в Афганистане, и что гражданская война превратилась в главную причину нестабильности в регионе.
[160]
