Саудовская Аравия расценивала Талибан как важный актив в условиях падения своего влияния в Афганистане. Первые контакты между саудовцами и талибами состоялись во время поездок эмиров на охоту. Маулана Фазлур Рахман, глава пакистанской Джамиат-и-Улема Ислам, зимой 1994–1995 годов впервые организовал охоту на дроф для эмиров из Саудовской Аравии и стран Залива. Арабские охотники прилетали в Кандагар на гигантских транспортных самолетах, груженных десятками роскошных джипов, многие из которых по окончании охоты были оставлены хозяевам-талибам наряду с пожертвованиями. Начальник саудовской разведки эмир Турки стал регулярно бывать в Кандагаре. После визита Турки в Исламабад и Кандагар в июле 1996 года саудовцы дали деньги, машины и горючее для успешного наступления талибов на Кабул. Тем временем две саудовские компании, Delta и Ningarcho, участвовали в проекте постройки трансафганского газопровода, усиленно лоббируя в Эр-Рияде идею поддержки талибов для их полной победы.
Но ваххабитское духовенство (улемы) королевства сыграло наибольшую роль в том, чтобы убедить правящую семью поддержать Талибан. Улемы выступают главным советчиком саудовского монарха в Совете Ассамблеи Высшего Духовенства и в четырех других государственных органах. Они последовательно поддерживали экспорт ваххабизма в исламский мир, а королевская семья была весьма чувствительна к мнению духовенства.
[307] Король Фахд был вынужден созвать совещание 350 наиболее влиятельных духовных лиц, чтобы убедить их выпустить фетву, позволяющую американским войскам базироваться в королевстве во время войны с Ираком в 1990 году.
[308] Саудовская разведка тесно сотрудничала с духовенством; то же самое делали и многочисленные благотворительные фонды, финансируемые государством, которые давали деньги моджахедам в 80-е годы и теперь начали давать их талибам. Кроме того, духовенство располагало сетью мечетей по всему королевству, в которых во время пятничных проповедей и создавалась поддержка талибов снизу.
[309]
По словам саудовского аналитика Науафа Обайда, основными игроками из числа духовенства, лоббировавшими поддержку талибов Саудовской Аравией, были шейх Абд аль-Азиз бин Баз, Великий муфтий и председатель Совета высшего духовенства, и шейх Мухаммад бин Джубер, министр юстиции и один из главных членов Совета духовенства.
[310] В обмен на это Талибан демонстрировал свое почтение к королевской семье и к улемам и скопировал некоторые обычаи ваххабитов, например, учредил религиозную полицию. В апреле 1997 года один из лидеров талибов мулла Раббани встретился с королем Фахдом в Эр-Рияде и безудержно восхвалял Саудовскую Аравию. «Поскольку Саудовская Аравия является центром мусульманского мира, мы бы хотели получать от нее помощь. Король Фахд был счастлив при известии о добрых делах, совершенных Талибаном, и об установлении шариата в нашей стране», — сказал мулла Раббани.
[311] Встретившись с королем пятью месяцами позже, лидеры талибов сказали, что саудовцы пообещали помогать им и дальше. «Король Фахд был слишком добр. Саудовцы пообещали нам все, что они могли дать», — сказал мулла Мохаммад Станакзай.
[312]
Поддерживая талибов, Эр-Рияд с большой неохотой отнесся к требованию США добиться от Талибана высылки Усамы бин Ладена. Лишь после того, как в Кандагаре Мулла Омар нанес личное оскорбление эмиру Турки, саудовцы ограничили свои дипломатические связи с Талибаном. Важно, что это решение было принято из-за личного оскорбления, а не из-за полной перемены внешней политики. Похоже было, что саудовцы извлекли недостаточно уроков из своих попыток экспортировать ваххабизм.
Первоначальная поддержка талибов Саудовской Аравией убедила Иран в том, что США также оказывают им поддержку в контексте своих усилий по окружению Ирана врагами и его изоляции. По мнению Тегерана, новой целью политики США было строительство, прокладка новых нефте- и газопроводов из Средней Азии, минуя Иран. После захвата Кабула талибами это давно сложившееся официальное мнение отразилось в газетах. «Захват талибами Кабула был спланирован Вашингтоном, финансировался Эр-Риядом, а снабжение было обеспечено Исламабадом», — писала газета «Джомхури Ислами».
[313]
Несмотря на это, главным для Тегерана был внутренний раскол в отношении Афганистана. «Ястребы» все еще пытались поддерживать шиитов по всему миру, а умеренные склонялись к большей сдержанности в поддержке противников Талибана и к меньшей конфронтации с талибами. Иран страдал от той же болезни, что и Пакистан: множество ведомств и групп влияния пытались протолкнуть свои собственные взгляды на политику в Афганистане. Военные, Стражи исламской революции, разведывательные ведомства, шиитское духовенство и могущественные буния, или фонды, руководимые духовенством, контролирующие большую часть госсектора экономики и финансирующие внешнеполитические авантюры из своих бюджетов, не подлежащих контролю, — вот лишь некоторые из соперничавших групп влияния.
Министерство иностранных дел в лице заместителя министра по делам Афганистана Алаеддина Боруджерди должно было сохранять равновесие между всеми этими лоббистами. Боруджерди, руководивший афганской политикой более десяти лет, был ловким дипломатом. Он пережил режим президента Акбара Али Рафсанджани и занимал тот же пост при президенте Хатами, пока не был вынужден подать в отставку после убийства иранских дипломатов в Мазари-Шарифе. Он мог быть и «голубем», и «ястребом», в зависимости от того, с кем он в данный момент говорил, и его задачей было удерживать конфликт Ирана с Пакистаном и Саудовской Аравией в пределах разумного. Напротив, в Саудовской Аравии министр иностранных дел эмир Сауд аль-Фейсал передоверил афганскую политику своему младшему брату эмиру Турки, начальнику разведки.
[314]
