Как это часто бывает в подобных случаях, предложенные Дионисием исправления понравились далеко не всем. Ревнители «святой русской старины» уже тогда воспринимали в штыки любое изменение в религиозных книгах, вне зависимости от мотивов корректировки. Партию недовольных монахов возглавил троицкий головщик
[60] Логин. Он обладал весьма скудными познаниями в «божественной философии», зато хорошо умел плести интриги и знал, куда и кому следует пожаловаться, чтобы делу дали нужный ход. Получив донос Логина, власти арестовали Дионисия и его коллег. Троицкого архимандрита допрашивали вначале на Патриаршем подворье у митрополита Ионы, а затем и в келье инокини Марфы в Вознесенском монастыре. Исправления она посчитала еретическими, и вскоре Священный собор 1618 года подтвердил мнение державной монахини. Дионисия решили заточить в Кирилле-Белозерской обители, но, поскольку в стране было неспокойно, его временно поместили в московском Новоспасском монастыре.
В таком состоянии застал это дело вернувшийся из Польши Филарет и сразу вмешался в ситуацию. Для старшего Романова троицкий архимандрит не был рядовым служителем церкви. Филарет хорошо помнил, когда и с какой целью назначал на этот пост Дионисия Гермоген. В те дни расхождения по политическим вопросам между Патриаршим двором и Семибоярщиной успели проявиться в полную силу, а потому должность троицкого архимандрита приобрела особое значение для партии патриотов.
Гермогену и Филарету в тот момент, как воздух, нужен был внемосковский агитационный центр, возглавляемый умным и верным соратником. Надо признать, Дионисий блестяще оправдал надежды лидеров партии. Руководимый им монастырь после ареста Гермогена и пленения Филарета стал главным источником патриотической пропаганды. Троицкие монахи оказали неоценимую помощь освободительному движению. Полтора года они были его организаторами и финансистами. В это время Дионисий неустанно боролся за объединение всех патриотических групп. Именно ему удалось в самый решительный момент помирить вождей двух земских ополчений, склонить их к созданию того самого триумвирата Трубецкой—Минин—Пожарский, который в 1612 году привел объединенную армию к окончательной победе в битве за Кремль и Китай-город. Затем, в январе—феврале 1613 года, подворье Троицкого монастыря стало координационным центром романовской партии. Именно там сторонники Михаила приняли решение о повторном выдвижении его кандидатуры в цари.
Филарет не имел обыкновения предавать верных союзников. Едва ознакомившись с делами, он созвал новый Священный собор. Много часов шли прения. Кроме русских иерархов в них выступал иерусалимский патриарх Феофан, приехавший в Москву поучаствовать в наречении Филарета. Он безоговорочно поддержал Дионисия, объявив, что в доводах и исправлениях троицкого архимандрита нет ничего ошибочного или еретического. Чтобы подкрепить эти слова Феофана, Филарет попросил того по возвращении в Иерусалим «держать совет со вселенскими патриархами» и «выписать из греческих книг древних переводов, как там написано»
. Феофан исполнил просьбу Романова и вскоре прислал нужную справку.
Характерно, что после оправдания Дионисия Филарет не начал преследовать его противников, а продолжал вести церковную реформу, что называется, «без резких движений». Наступление на ревнителей московской старины шло медленно и аккуратно почти 14 лет, и лишь в 1633 году патриарх повелел конфисковать Уставы, выпущенные при Василии Шуйском. Причина — их издавал «вор и бражник» Логин, который многие «статьи напечатал не по апостольскому и не по отеческому преданию, а своим самовольством»
. Таким образом, Филарет не только провел через Священный собор решения, по направлению и новизне сопоставимые со знаменитой реформой Никона, но и сумел избежать при этом даже малейших намеков на раскол.
Еще важнее была начатая патриархом реформа государственного управления. В июле 1619 года руководство Освященного собора явилось во дворец к царю, чтобы обсудить состояние дел в России. Сразу после этой встречи Филарет разослал по городам грамоты, в которых возложил вину за неполадки в стране на «сильных людей». Он предложил обсудить ситуацию с боярским произволом на Земском соборе. В своих речах перед делегатами Михаил и Филарет обещали «о Московском государстве промышляти, чтобы во всем поправити, чтобы все люди нашего государства, по Божией милости и нашим царским призрением жили в покое и радости»
. Земский собор 1619 года утвердил предложение патриарха об организации Сыскного приказа, работникам которого «на сильных людей во всяких обидах велели сыскивати…». Программа борьбы со злоупотреблениями властью получила исключительную популярность в народе.
Во главе Сыскного приказа Филарет поставил одного из своих ближайших родственников, князя Ивана Черкасского. Вскоре тот приобрел в народе ту же репутацию справедливого и неподкупного судьи, которая была при Грозном у Алексея Адашева. Новое ведомство не ограничивалось пассивным ожиданием жалоб на бояр и дьяков. По собственной инициативе оно вызывало из провинций выборных представителей, «которые бы умели росказать обиды»
. Начав борьбу против злоупотреблений, Филарет постепенно подводил российскую знать к мысли, что закон един для всех и отныне его нарушителей станут преследовать, невзирая на лица. В первой половине 1620-х годов патриарх отнял у аристократов незаконно присвоенные казенные земли. В числе «пострадавших» оказались и близкие к династии фамилии. Так, у племянника инокини Марфы, дворецкого Бориса Салтыкова, Филарет отобрал вологодское поместье в 800 четвертей.
Однако это стало лишь началом коренных перемен. Чтобы лучше понять истинную цель реформ патриарха, рассмотрим вкратце историю доромановского развития российской аристократии. При первых потомках Даниила
[61] всеми делами в государстве заправляло нетитулованное боярство. После подчинения Москвой княжеств Северо-Восточной Руси потомки местных династий — князья Суздальские, Ярославские, Ростовские и Стародубские — пополнили Боярскую думу и стали управлять страной совместно со своей близкой родней, великими князьями из династии Калиты. Наконец в XV веке на московской службе появились члены знатных литовских фамилий: Патрикеевы, Щенятевы, Голицыны, Куракины и другие. Иван III был первым великим князем, поставившим во главе своей Думы представителя Гедиминовичей. С этого момента окончательно сложился тот «трехслойный аристократический пирог», который стал одной из причин возникновения Русской Смуты. В центре его находилась боярская группировка, которую Иван IV считал самой опасной противницей своей власти, — суздальская знать.
Ее представители ощущали себя «братией» московских царей, а не их слугами. А потому князья Рюриковичи сильнее других сопротивлялись установлению самодержавных порядков. Именно против суздальской знати были в первую очередь направлены репрессии Грозного. Однако даже опричные казни не смогли сломить могущества Рюриковичей. Борис Годунов подошел к проблеме с другой стороны. За время правления страной он уничтожил главную привилегию суздальской знати — службу по княжеским спискам. Эта мера дала нужный эффект — она привела к разобщению уцелевших Рюриковичей. Однако у каждой медали есть оборотная сторона. К тому времени, как падение династии Шуйских поставило страну перед необходимостью выбрать себе монарха, ведущие позиции в Думе заняли выходцы из Литвы — князья Гедиминовичи, без колебаний ступившие на путь предательства интересов России. Имея устойчивое большинство в Семибоярщине, они стали основными виновниками приглашения на царство королевича Владислава.
